Гонка на выживание - [42]

Он быстро направился к задней лестнице, держа пистолет в опущенной руке и думая, найдется ли кто-то настолько глупый, чтобы встать у него на пути?

Глава шестидесятая

Я мчался в город со скоростью девяносто миль в час и не мог поверить, что, когда звонил, Гладстон находился в кабинете Карджилла! Я опоздал на несколько секунд.

Я с визгом затормозил перед административным зданием на Парк-авеню. За желтой полицейской лентой лежало множество стеклянных осколков и мертвый адвокат.

— Сперва прострелил ему коленные чашечки, потом, должно быть, выбросил в окно, — сказал Терри Лейвери, когда я подошел. — Я тоже не особенно люблю адвокатов, но смотри.

Я вслед за ним поднял взгляд по стеклянному фасаду здания к зияющему пустому прямоугольнику под крышей и спросил:

— Как он ушел?

— Спустился по служебной лестнице. Мы нашли одежду в лестничном колодце. Здесь семь выходов из цокольного этажа и четыре из вестибюля. Должно быть, переоделся и убрался до приезда первой полицейской машины. Сколько еще ему может так везти?

К нам подошла Бет Питерс.

— Слышали последние новости? — спросила она. — За минувший час Гладстона видели десятки людей. От Куинса до Стейтен-Айленда. Какая-то женщина даже утверждает, будто он стоял перед ней в очереди у статуи Свободы.

— По радио говорили, что вчера вечером клубы в Челси на Двадцать седьмой улице были закрыты, потому что все боялись выходить из дома, — сказал Лейвери. — А в кафе на Юнион-сквер официант пырнул ножом подозрительного клиента, приняв его за убийцу.

Бет Питерс покачала головой.

— Этот город раньше не был таким нервозным.

Мой сотовый зазвонил снова. На сей раз это был Макгиннесс. Я глубоко вздохнул и раскрыл телефон, догадываясь, что ничего хорошего не услышу.

И оказался прав.

Глава шестьдесят первая

Час пик был в полном разгаре, когда Учитель добрался до Адской кухни. При взгляде на теснящиеся, сигналящие машины перед Линкольн-туннелем, его охватила жалость.

Зрелище было мучительным. Тупые лица за ветровыми стеклами. Рекламные растяжки, болтающиеся над затором, словно морковка, манящая безмозглых ослов. Клаксоны «хонд» и «фольксвагенов» слабо блеяли в загазованном воздухе, словно овцы, которых ведут на бойню.

«Что-то из Данте, — печально подумал он. — Или хуже того, из романа Кормака Маккарти».

«Неужели не знаете, что вы созданы для величия? — хотелось ему крикнуть этим людям. — Неужели не знаете, что живете для чего-то большего, чем это?»

Он поднялся по лестнице в свою квартиру, теперь на нем была рабочая одежда фирмы «Дикки», в которую он переоделся перед выходом из того здания. Он понимал, что маскировка эта неважная, но ей и не требовалось быть хорошей. При миллионах людей, метро, автобусах и такси полиция не в состоянии держать под наблюдением весь город.

Полицейские с визгом тормозов въезжали на площадь, когда он спустился по лестнице. И просто прошел через банк, пристроенный к вестибюлю, воспользовался его выходом в переулок.

Учитель вздохнул. Даже легкость, с которой он скрылся, почему-то портила настроение.

В безопасности своей квартиры он придвинул кресло к окну и сел. После ходьбы он устал, но это была приятная усталость — похвальное мужское утомление от настоящей работы.

Солнце поднималось над Гудзоном, золотя поблекшие склады и жилые дома. Учитель глядел на них, и в сознании его всплывали обрывки воспоминаний.

Бетон, обжигающий ноги сквозь подошвы тапочек. Стикбол и баскетбол. Они с братом играли на одной из выгоревших площадок возле Рокавэй-Бич.

Воспоминания приходили из прежней, настоящей жизни, из которой мать вырвала его и увезла гнить на Пятую авеню.

Непоправимость случившегося пронзила его, словно раскаленная игла. Нельзя было вернуться назад, нельзя ничего переделать. Жизнь, до отказа заполненная чепухой, призванная осчастливить, оказалась совершенно никчемной.

Учитель заплакал.

Вскоре он утер глаза и встал. Требовалось еще кое-что сделать. В ванной он открыл кран. Потом зашел в соседнюю комнату и поднял труп с кровати для гостей.

— Остался один, — ласково прошептал он. — Мы почти закончили.

И с нежной, заботливой улыбкой понес труп в ванную.

Глава шестьдесят вторая

Полчаса спустя Учитель вошел в кухню, взял пинтовую бутылку виски «Канадиан клаб» из шкафчика над раковиной и торжественно неся ее в обеих руках, вошел в столовую.

Труп был почтительно уложен на стол. Учитель вымыл его в ванне, отмыв шампунем волосы от крови и мозга, и облачил в темно-синий костюм с галстуком.

Учитель тоже оделся в траурный черный костюм. Бутылку виски сунул во внутренний карман пиджака покойного.

— Мне очень жаль, — прошептал он, наклонился и поцеловал бледный, безжизненный лоб.

Вернувшись в кухню, Учитель взял со стола пистолеты, быстро перезарядил их и сунул за пояс. Полицейские будут здесь с минуты на минуту.

Он достал из-под кухонной раковины красную пластиковую банку с бензином и отнес ее в столовую. Сильный чуть сладковатый запах горючего заполнил квартиру, когда он крестообразно облил тело — со лба до паха, потом от плеча к плечу.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа, — торжественно произнес Учитель.

Он в последний раз взглянул в лицо, на печальные голубые глаза, плотно сжатый рот, и, негромко всхлипывая, попятился к входной двери квартиры, щедро поливая бензином пол.