Гонец из прошлого - [29]

Васильченко, оглядываясь по сторонам, казалось, не обратил внимания на слова Сергея.

- Я думаю, что все, кто был в этой организации, уже переехали в Россию на постоянное место жительства и выйти через них на Трофимова нашим друзьям будет очень трудно. Видимо, старик и это предусмотрел. А вот по поводу шума, как ты выразился, у меня такие соображения. Можешь считать меня ненормальным, но, по-моему, Трофимов сознательно организовал эту карусель вокруг своего имени. В первый раз он действовал через меня, зная, что я офицер безопасности, и прямо указал, куда необходимо отправить запрос. В ГУВД, да и в МВД в целом, есть особый перечень вопросов, по которым там должны в обязательном порядке связаться с ФСБ. Как ни грызутся эти службы между собой, но этого положения они не нарушают. Однако первая попытка Трофимова не удалась - письмо где-то затерялось. Время тогда было напряженным: расстрел Белого дома, смена властей, выборы в Государственную Думу и так далее. Во второй раз он стал действовать через тебя. И здесь ему повезло. Добросовестный молодой дипломат сделал все так, как было нужно старику. В результате мы и имеем эту круговерть.

- Все логично. На последней нашей встрече Трофимов просил о помощи в продолжение его дела, как он сказал, борьбы с фашизмом. Но это всего лишь, я думаю, прикрытие. Здесь у него какие-то другие интересы.

- И в этом я с тобой согласен. Но учти, на сегодняшний день здесь, за рубежом, для Станкова ты остаешься единственной ниточкой, связывающей Трофимова и непонятные интересы станковской службы. Чуют мои раны, что влипли мы с тобой в очень неприятную историю, попахивающую могильной прохладой.

- Ну вот, опять как в кино! Все ужасами и длинной рукой КГБ пугаешь.

- Нет, предчувствую.

- И при чем здесь ты? Ведь в этом деле замешан я один.

- Да пойми ты, - повысил голос Васильченко. - Если спецслужбы или какая-нибудь мафия взялись за Трофимова, то они выйдут и на первое его обращение в ГУВД, и на того, кто его готовил, то бишь на меня. В результате я стану такой же ниточкой, как ты, только в Москве.

- Ну, если только в этом дело, то я завтра пораньше приеду в посольство и до начала рабочего дня пороюсь в архивах и заберу копию, которая там обязательно должна быть.

- А что ты будешь делать с подлинником? В Москве-то?

- Так ведь ты говорил, что она пропала?

- А вдруг нет? Вдруг просто подшили в дело и забыли о ней? Тогда Станков и компания, узнав о пропаже копии в архиве консульского отдела, твои поиски в нем, получат в свои руки дополнительный козырь против нас. Это ещё хуже. В данном случае, мне кажется, стоит уступить инициативу нашим друзьям и понаблюдать за ними. Я оставлю тебе мои координаты в Москве, а ты меня информируй, как здесь будут развиваться события.

- Хорошо. Но мне кажется, ты несколько преувеличиваешь.

- Дай Бог, дай Бог, - растягивая слова, проговорил Васильченко, пристально глядя в зеркало заднего вида.

Глава 21

В темной пыльной комнате стояла старая металлическая кровать, застеленная прожженным в нескольких местах ватным одеялом, грязный, залитый бурой жидкостью стол, несколько стульев и покосившийся трехстворчатый шкаф с зеркалом. На маленьком современном телевизоре "Сони" стоял оклад от иконы. Святой лик заменяла мятая, небрежно вырванная из журнала репродукция рублевской "Троицы". Саму икону хозяин квартиры загнал на рынке, когда понадобились деньги на выпивку, и как человек набожный до сих пор раскаивался в этом - по ночам, когда был трезвым, на коленях молил прощения у репродукции.

- Как, Пчелка, все карманы облегчаешь? - осведомился Костыль, вытаскивая из сумки бутылку "Киндзмараули".

Афанасия Михайловича Силеверстова прозвали Пчелкой ещё в далекой молодости, когда он в первый раз попал на нары за мелкое воровство - в голодные годы украл из заводской столовой буханку хлеба, за что был приговорен к трем годам и отправлен в СЛОН - соловецкий лагерь особого назначения - для перевоспитания.

В лагере его действительно "перевоспитали" - через год, досрочно, за примерное поведение, он вышел высококвалифицированным вором-карманником. А примерное поведение Афанасия заключалось в том, что в самых суровых условиях содержания в Соловецком монастыре он ухитрялся разводить пчел и баловать свежим медком лагерное начальство.

Начальник лагеря не хотел отпускать парнишку на свободу и даже, наоборот, прибавил бы ему дополнительно годков пять. Но Пчелка сумел-таки втолковать тугодумному энкавэдэшнику, что на свободе он лично ему, начальнику лагеря и начальнику его оперативной части принесет больше пользы - каждые полгода будет высылать по бочонку меда, что намного больше, чем получали с лагерной пасеки. (Получал начальник лагеря в действительности немного, так как большая часть уходила на укрепление здоровья воров в законе).

Таким образом Пчелка оказался на свободе, но к чести сказать слово свое он сдержал, и свежий мед всегда был на столе начальника лагеря, пока того вскоре не посадили по политическим мотивам.

- Не, надоело. Я теперь самый что ни на есть законопослушный гражданин. Веду честную жизнь - бутылки собираю. Штучка - полтыщи. На площади у трех вокзалов, а иногда, если конкуренты проспят, то и в электричках. Место рыбное. Все знают, что я там промышляю. Ни одна паскуда на мою территорию не сунется. Меня там уважают.