Гонцы весны - [52]

Шрифт
Интервал

К р у п с к а я. Ехала в вагоне с солдатами и матросами. Теснотища была ужасная. Всю дорогу стояла. Солдаты открыто говорят о восстании. Это был не мирный вагон, а настоящий возбужденный митинг. Вошел какой-то штатский, но послушал солдата, который рассказывал, как они в Выборге бросали в воду офицеров, на первой же станции смылся.


Смеются.


И л ь и ч. Так… очень хорошо. Вот мои два письма. Прочти.

К р у п с к а я (листая страницы). «Марксизм и восстание» и «Большевики должны взять власть».

И л ь и ч. Да, да, так и озаглавил: «Большевики должны взять власть». И мы возьмем! Читай…

К р у п с к а я (читает). «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки.

Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет». Как это верно сказано, Володя!

И л ь и ч. Эти письма я адресую Центральному, Петроградскому и Московскому Комитетам партии. Надо добиться, чтобы после обсуждения в ЦК они были разосланы всем местным партийным организациям для практического руководства и исполнения.

К р у п с к а я. А что дальше, Володя?

И л ь и ч. Ах, вот как! (Со смехом.) «Еще пуще старуха бранится, не дает старику мне покою…» Ну, так слушай. Нет, не корыто, не избу и не дворянские хоромы мы будем требовать у золотой рыбки. Да и вообще она нам ни к чему. Мы сами создадим первое в мире социалистическое государство… Тут я пишу, что к восстанию нужно относиться как к искусству и выдвигаю конкретные меры, которые необходимо будет осуществить партии в ходе восстания.

К р у п с к а я. Значит, ты считаешь, что восстание надо начинать немедленно?

И л ь и ч. Конечно! Взять власть нужно прежде, чем Керенский и компания сдадут Питер немцам… Но мне нужно покинуть Гельсингфорс.

К р у п с к а я. Сейчас это опасно, Володя.

И л ь и ч. Конечно, опасно… Но я должен, понимаешь, должен быть в Питере.

К р у п с к а я. Нет, нет, сейчас этого делать еще нельзя.

И л ь и ч. Тогда — Выборг… Но и там я не могу оставаться долго. Пойми — нельзя терять время. Необходимо провести заседание ЦК и принять решение о вооруженном восстании. Не присутствовать на таком заседании я не могу, не имею права. Каменев, Зиновьев, да и Троцкий… Ты понимаешь, что они могут натворить? Потом нужно провести расширенное заседание ЦК с участием представителей местных партийных организаций, потом надо встретиться с представителями Военной организации при ЦК, разъяснить им план восстания, технику его проведения, добиться, чтоб план был изучен детально и выполнен точно и неукоснительно.

К р у п с к а я. Да… приходится рисковать.

И л ь и ч. Приходится, Надя. Мы — революционеры, а революцию без риска не совершишь.

К р у п с к а я. В Петрограде ты можешь жить у Фофановой, на Сердобольской улице. Это окраина, рядом с домиком питомник лесничества, а еще дальше свалка, заболоченные пустыри… Но никаких заседаний на этой квартире ты проводить не будешь. И ни с кем не встречаться. Даешь слово?

И л ь и ч (с улыбкой). Слово твердокаменного большевика! А сейчас, Надюша, тебе надо отдохнуть. Вечером я провожу тебя до вокзала.

К р у п с к а я. Ни в коем случае. Это же опасно, Володя!

И л ь и ч. Опять опасно… Ну, хоть до последнего поворота. Хорошо?

К р у п с к а я. Хорошо…

И л ь и ч. Оттуда я посмотрю в сторону Питера. Будет алеть вечерняя заря, алеть, как знамя, которое мы поднимем, непременно поднимем над Россией!


Музыка.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Автора книги, которую, читатель, ты держишь сейчас в руках, к сожалению, уже нет среди нас.

Иван Спиридонович Кычаков — поэт, прозаик, драматург — ушел из жизни в расцвете своих творческих сил, не успев сказать всего, что он мог и должен был сказать людям.

Участник Великой Отечественной войны, начавший свой воинский путь в качестве рядового солдата, ставший вскоре командиром отделения, а затем — взвода, офицер Иван Кычаков с честью выполнил свой солдатский долг перед Родиной. Но раны, полученные им в ожесточенных боях с фашистскими захватчиками, все-таки сказали свое решающее слово…

Все мы, сотоварищи Кычакова по перу, хорошо знавшие Ивана Спиридоновича уже в пору его творческой активности, любили этого скромного, до удивления застенчивого человека, старавшегося всегда держаться в тени. Однако до всех нас доходили исходящие от него лучи доброжелательности и ласки, молчаливого обещания помочь каждому из нас в любой трудности, в любой беде…

Он всегда скромно умалчивал о своих вышедших книгах и поставленных пьесах, зато, когда выпадал случай, мог без устали со свойственной ему застенчивой улыбкой, часами рассказывать о Владимире Ильиче Ленине, произведения о котором составили главное содержание всего творчества И. С. Кычакова.

Когда я пишу эти строки, передо мной лежит фотоснимок Ивана Спиридоновича времен войны. Уставшее, немного грустное лицо сержанта с двумя треугольниками на петлицах помятой гимнастерки. Типичное русское, несколько широкоскулое лицо с устремленными на меня добрыми, ясными глазами. Чуть-чуть опущенные уголки губ говорят об усталости солдата, и о том еще, что снимался Иван Кычаков не для «парада», а для того, чтобы увидели его в натуральном виде близкие и дорогие ему люди.