Гонцы весны - [2]
У л ь я н о в. …Тогда мы ругались из-за «рынков». Я говорил, потом обернулся, нечаянно взглянул тебе в глаза и… запнулся. И даже, кажется, покраснел — так это неловко вышло.
К р у п с к а я. Потом ты провожал меня.
У л ь я н о в. Да, да, мы шли по темной улице. Ты говорила…
К р у п с к а я. …Родители мои происходили из дворян, но не было у них ни кола ни двора, и когда поженились, то бывало нередко так, что приходилось занимать двугривенный, чтобы купить еды… Отец умер рано. Я вместе с мамой ради заработка переписывала бумаги, давала уроки в частных домах. Когда поступила на Бестужевские курсы, мне было двадцать лет, и я даже не слышала о рабочем движении, о коммунизме, о Марксе. И только в кружках Коробко и Классона у меня постепенно начали раскрываться глаза. И так неудержимо потянуло меня в рабочую среду, что я пошла бесплатно преподавать в Смоленскую воскресную школу.
У л ь я н о в (с улыбкой). Помню, ты говорила это сухим тоном учительницы.
К р у п с к а я (смеясь). Но ты же знаешь, что я страшно застенчива, это у меня с детства. А сухость тона помогает мне… иногда. Продолжать?
Ульянов кивает головой.
Зимой девяносто пятого мы узнали друг друга довольно близко… Ты занимался в рабочих кружках за Невской заставой, я там же четвертый год учительствовала в школе и довольно хорошо знала жизнь Шлиссельбургского тракта…
Виден тракт, часть здания школы.
И вот, в один вечер… после занятий я стояла возле школы и ждала…
Проходят рабочие, прощаются с учительницей.
П е р в ы й р а б о ч и й. А я, Надежда Константиновна, нынче счастливый.
В т о р о й р а б о ч и й. Уж это так и есть, Надежда Константиновна, — счастливый он, черт, по самое горлышко. Сын у него народился.
К р у п с к а я (смущенно). Поздравляю…
В т о р о й р а б о ч и й. А ты, дурень, пожелай нашей барышне удалого жениха!
Со смехом проходят.
Т р е т и й р а б о ч и й. …Я вот, верите ли, всю жизнь бога искал. И вот только нынче на страстной неделе узнал, что бога вовсе и нет. И так, верите ли, легко стало, потому как нет хуже быть рабом божиим — тут уж податься некуда! Рабом человеческим быть куда легче — тут еще побороться можно.
Ч е т в е р т ы й р а б о ч и й. …Вы нам вот про все толкуете, а мне, признаться, стыдно. Ну, не стыдно, ну как бы совестно, что ли. Никак я из церковных старост уйти не могу. А почему, спрашивается? Да потому, что больно попы народ обдувают и их надо на чистую воду выводить. А церкви я — вы не думайте — и не привержен вовсе и насчет фаз развития понимаю хорошо. (Простившись, уходит.)
П я т ы й р а б о ч и й. …Надежда Константиновна, вы того… Того, черного, думаю, остерегаться надо, а то он все на Гороховую шляется… (Подмигнув, уходит.)
Крупская стоит одна. Сзади подходит У л ь я н о в и закрывает ей глаза руками.
К р у п с к а я. …Володя!
У л ь я н о в. Угадали!
Смеются.
К р у п с к а я. У вас горячие пальцы… А мы с Невзоровой побывали на ткацкой фабрике. (Подает тетрадь.)
У л ь я н о в. Ой ли! (Читает.) «Плохи наши дела. Ткачи в последнее время зарабатывали, почитай что на круг, по три рубля пятьдесят копеек в полумесяц. Семьей из семи человек разве проживешь? Одежонку последнюю поспустили, гроши последние прожили, а прижимка растет своим чередом…» Очень любопытно! Целая тетрадка записей! Надя, да вы же молодчина! Теперь у нас будет отличная листовка! (Кружит ее. Вдруг его начинает бить кашель.)
К р у п с к а я. Что с вами? Вы простудились?
У л ь я н о в. Голова закружилась.
К р у п с к а я. Боже, да вы весь в огне.
У л ь я н о в. Кажется, заболеваю…
К р у п с к а я. Так зачем же вы приходили! Надо лечь в постель и немедленно вызвать врача.
У л ь я н о в. Пустяки… Неужели я не смогу уехать за границу? Так надо встретиться с Плехановым. Необходимо… (Пошатнулся.)
Крупская держит его, прислоняет к стене.
К р у п с к а я. Давайте я укутаю вам горло. (Снимает свой шарф.)
У л ь я н о в (с силой). Надя, я… я люблю вас… да, да, это не фраза, не бред. Я по-настоящему люблю. (Целует ее.)
Крупская отпрянула.
Теперь в луче света мы видим ее одну. Сзади к ней подходит одноногий с о л д а т.
С о л д а т. Вы, что ли, Крупская будете?
К р у п с к а я. Я обернулась и переспросила: что, что вы сказали?
С о л д а т. Ну учительша из вечерней школы — вы?
К р у п с к а я. Да, я…
С о л д а т. От Михаила я… Волю его исполнить…
К р у п с к а я. От какого Михаила?
С о л д а т. В прошлом году учился у вас.
К р у п с к а я. Грузчик?
С о л д а т. Так точно… грузчики они были. Надорвался на работе. Помер. У меня на глазах. Да-а… Все вас вспоминал. Велел поклониться и жить долго приказал. (Кланяется и уходит.)
К р у п с к а я. Он поклонился и, тяжело повернувшись, ушел, скрипя своей деревянной ногой. А я подошла к Володе, взяла его под руку и, поддерживая, повела домой… болеть.
Снова камера.
У л ь я н о в (встает, смотрит на часы). Прошел час. Всего лишь один час. Как медленно тянется эта первая ночь… (Стучит в стенку. Слушает.)
В ответ — сигналы.
…Так, так, еще… пожалуйста, еще. (Читает.) Старков…
Г о л о с. Стучать запрещено. (Тихий смешок.) …Господин Ульянов, следствию известно, что во время забастовки на фабрике Торнтона, а именно седьмого и двенадцатого ноября сего года, вы вместе с привлеченным по данному делу Василием Старковым посещали рабочего Меркулова и вручили ему деньги для передачи семьям арестованных рабочих. Кроме того, не далее как позавчера вы проводили тайное заседание своей преступной антиправительственной группы, на котором присутствовали: выше означенный Старков, а также Ванеев, Кржижановский, Мартов, Запорожец и Надежда Крупская, известная нам по кличке Минога.