Гонцы весны - [14]
З а п о р о ж е ц. Ванеев… А-а, Минин… Но почему мы вдвоем? Я же все время был один?
В а н е е в. Мы же в Бутырке. Ты что, друг? Забыл? Мы ждем, когда соберется партия. Нас повезут в ссылку. В вагонах. Понимаешь? Паровоз… ту-ту-у!
З а п о р о ж е ц. Да, да, ждем… К нам кто-то входил?
В а н е е в. Да нет. Мы играли в шахматы. Ты опять продул.
З а п о р о ж е ц. А… а император?
В а н е е в (смеясь). Да это же я пошутил с тобой, Петя. Ты что — в самом деле подумал, что…
З а п о р о ж е ц. Значит, впереди ссылка. Сибирь. Метели. Мороз… Морозит меня… Следователь — он же принимает меня за главаря. (Трогает стену рукой.) Карточный домик.
В а н е е в (смеясь). Уж не кажутся ли тебе эти стены картонными?
З а п о р о ж е ц. Замолчи! Это — камень. Я знаю. Об эту стену можно разбить голову… А наш «Союз» — карточный домик. Они нажали, и он… развалился.
В а н е е в. Поднимаются новые всходы.
З а п о р о ж е ц. Всходы… А сколько сорняков?! И каких сорняков! Они глушат наши побеги, вгрызаются нам в горло, проникают в нервы и жилы, сосут мозг и кровь…
В а н е е в. О ком ты говоришь?
З а п о р о ж е ц. А ты не понял? Легальные марксисты, все эти раскольники и фракционеры… умники, трактующие Маркса вкривь и вкось. Вся эта ядовитая сила… Страшно… (Кутается в свою шинель.)
В стене — стук. Ванеев, дав знак Запорожцу, слушает сигналы.
В а н е е в (читая сигналы). «О нас хлопочет Старик». Ты слышишь, Петя? «Он написал проект Программы. Встреча в Красноярске». Все… (Встал, подошел к окну.) Будет партия… Будет длинная, трудная дорога. Будет… А потом будет много солнца и много счастья. Будет!
Где-то далеко возникает песня.
З а п о р о ж е ц. Что они поют?
В а н е е в. «Варшавянку» — нашу песню. Ее сочинил Глеб. Слышишь? У нас есть своя песня. Пой, Петя… (Подхватывает песню, но тут же останавливается, поднимает руки, как бы приветствуя кого-то.) …Ну, что ж, здравствуй, Сибирь! Как-то ты нас встретишь…
Песню поет вся тюрьма. Доносятся крики надзирателей: «Прекратить песню!» Топот ног, удары прикладов о железные двери. Но песня звучит все сильнее, и нет силы, способной заглушить ее.
…Мягко, ритмично стучат колеса, мелькают виды, как за окном вагона, и звучит голос — спокойный, уверенный и немного насмешливый.
Г о л о с У л ь я н о в а.
…Станция Обь, 2 марта 1897 года. Пишу тебе, дорогая мамочка, еще раз с дороги. Остановка здесь большая, делать нечего, и я решил приняться паки и паки за дорожное письмо…
Я переехал сейчас на лошадях через Обь и взял уже билеты до Красноярска.
Переезд приходится делать потому… что мост еще не готов.
…Движение поездов здесь уже совсем непозволительное… чем дальше, тем тише ползут поезда.
Если придется ехать на лошадях к месту назначения, то, разумеется, придется приобретать тулуп, валенки и даже, может быть, шапку…
…Я здесь все ночи без исключения прекрасно сплю. Окрестности Западно-Сибирской дороги… поразительно однообразны: голая и глухая степь. Ни жилья, ни городов, очень редко деревни, изредка лес, а то все степь. Снег и небо — и так в течение всех трех дней. Дальше будет, говорят, сначала тайга, а потом, от Ачинска, горы. Мороз крепкий… но переносится он несравненно легче, чем в России.
…Свою нервность я оставил в Москве. Теперь… неопределенности гораздо менее, и потому я чувствую себя хорошо…
Пишите мне почаще.
Крепко целую тебя и шлю поклон всем нашим.
Любящий тебя — В. Ульянов.
В темноте слышен нарастающий грохот колес. Вот поезд промчался. Гудок замер в отдалении.
З а т е м н е н и е.
Берег Енисея. Река еще не покрыта льдом, только густо чернеют забереги. Вдали виден город и фермы строящегося моста. На берегу землянка рабочего Горина.
Утро.
По берегу с трудом идет Г о р и н. Его поддерживает С о я н.
Г о р и н (переводя дыхание). Молчит Енисей…
С о я н. Аха, парень, спит Ким-суг, крепко спит. Пошто его огнем пугал?
Г о р и н. Лед рвали. Чтоб легче ему было шубу сбросить. (Повернулся к землянке.) Ты, Соян, дочке про меня не говори, и про десятника тоже.
С о я н. Зачем говорить? Лечить надо. Болит голова?
Г о р и н. Мы ему еще это припомним. (Хочет идти, покачнулся.)
С о я н (усаживает его в сторонке, подходит к землянке, заглядывает в окно). Чужой там… Парень. Два парня.
Окно распахнулось. Появился К р а с и к о в.
К р а с и к о в. Нет, друзья, свежего ветра никогда не надо бояться.
Вдалеке песня.
Посмотрите, какое утро! И песня… Выйдемте же из этого подземелья.
Из землянки выходят И г о р ь, К р а с и к о в и Л и з а.
(Держа в руках книгу.) Значит, читать не будешь?
И г о р ь. Зачем? Я все равно ничего не пойму.
К р а с и к о в. Вот чалдон! Да ведь жить так, как ты живешь, постыдно! (С иронией.) Этнограф! Фольклорист!! Частушки да бабушкины сказки…
И г о р ь. В бабушкиных сказках больше смысла, чем в вашей говорильне. Братец без конца пишет статьи. Ты… ну, ты — сама энергия. Ускакал в столицу, потом за границу, потом этакую птицу посадили…
К р а с и к о в. В светлицу?
И г о р ь. В темницу. Сидишь теперь в ссылке, ругаешься со всеми неизвестно из-за чего, а народу разве легче?
Л и з а (увидела отца). Господи, батя! Где был? Почему здесь сидите?