Гончие смерти - [13]

– Там, – кивнул Дулей. – Это то самое место.

– Что ж там делает Хлопуша?

Дулей прищурил кривой глаз и хмыкнул:

– Да разное. Такому удальцу, как наш Хлопуша, всегда найдется дело.

Юноша несколько секунд сидел молча, обдумывая слова Дулея Кривого, затем сказал:

– Мне нужно попасть в Порочный град. И побыстрее. Как это удобней сделать?

– Это смотря на чем поедешь, – ответил хозяин постоялого двора. – Ежели возьмешь телегу, то и за три часа не доберешься. А коли разыщешь резвого, сытого коня да срежешь путь по лесной тропке, то через полтора часа будешь там.

– У тебя есть такой конь? – сухо осведомился парень.

Дулей, поняв, что совершил ошибку, побагровел от волнения и замекал:

– М-м… Э-э…

– Снаряди его для меня, – приказал парень. – И расскажи, как сыскать тропку.

– На дворе темно, – робко и неуверенно проговорил Дулей. – А по лесу шарят темные твари.

– Ничего. С тварями я как-нибудь справлюсь. Ты, главное, снаряди коня да разъясни дорогу.

Дулей помолчал, раздумывая, как бы повежливее отговорить гостя, потом сказал:

– Коня снарядить – полдела. Но умеешь ли ты ездить верхом? Лошадки у меня норовистые, смирной ни одной нету.

– Об этом не беспокойся, – сухо ответил юноша. – Главное – снаряди.

* * *

Дулей, в черствой душе которого все еще клокотала обида, не удержался от подлости. Снарядил для молокососа самого норовистого коня, такого, на каком и сам боялся ездить. Ездить боялся, а продать не мог. Хорош был конь – статен, крепконог, быстр, как ветер, но из-за противного нраву никто не хотел с ним связываться. Даже за полцены не брали.

Когда подводил юнца к снаряженному коню, покосился на его хмурое лицо и едва удержался от усмешки.

– Ну, вот твой конь, Лесан. Конь хороший. Ты скажешь, что княжьим скакунам не чета, а все ж, на мой взгляд, ничуть не хуже. Ты только посмотри на него!

Юноша посмотрел, пожал плечами и небрежно проговорил:

– Да. Кажется, конь хороший.

– Не только конь, но и снаряженье! – улыбнулся Дулей. – Взгляни на попону и на седло. На таком седле и десятнику ездить не стыдно!

Юноша ничего на это не сказал. Он остановился перед конем и с некоторой опаской заглянул ему в глаза. Конь захрапел и загарцевал на месте, выдавая норов.

Дулей снова незаметно усмехнулся. «Ну, сейчас пойдет веселье», – подумал он. А вслух сказал:

– Что ж, коли готов, так не жди. Чем раньше поедешь, тем раньше вернешься.

– Да. Ты прав.

Юноша сунул ногу в стремя, взмыл вверх и ловко запрыгнул на спину коня. Конь забрыкал, пытаясь сбросить юного седока, но тот пригнулся и что-то закурлыкал на ухо коню на незнакомом языке. И чем больше он курлыкал, тем смирнее становился конь. И вот уже конь не прыгает, не брыкает и не дергается, а стоит на месте смирно, едва перебирая крепкими ногами и косясь на своего седока лиловым глазом.

«Чудеса да и только!» – ахнул Дулей.

А парень тем временем сунул руку в карман и что-то достал в ладони. Затем протянул ладонь и прижал ее к широким конским ноздрям. По лоснящейся шкуре коня пробежала дрожь.

– Но, пошел! – крикнул парень и легонько ударил коня пятками в бока.

И конь подчинился. Понес седока важно и бережно, будто всю жизнь смирно ходил под седлом. Легко перепорхнул через невысокую изгородь и поскакал по дороге, набирая скорость и унося своего седока все дальше от постоялого двора. А Дулею только и осталось, что стоять посреди двора с открытым от изумления ртом и смотреть ему вослед.

9

Съедено было много. Жареный петух, десятка два блинов, куриные пупки, капуста с брусникой – от всего этого осталась лишь гора объедков. А выпито было еще больше. Когда Хлопуша наконец насытился и отвалился от стола, живот его выпирал так сильно, что богатырю пришлось ослабить перевязь на штанах.

– Силен же ты, Хлопуша, есть, – с уважением проговорил лекарь, который за эти два с небольшим часа съел всего лишь несколько блинов и выпил пару кубков красного вина. – В следующий раз нужно устроить иное сражение. Поставить перед тобой и перед голодным волколаком по огромному тазу с едой и поглядеть, кто из вас быстрее все это умнет.

Тут дверь кружала, обитая толстым слоем рогожи, открылась и впустила нового гостя. Это был невысокий, худощавый юноша с нежным, почти детским лицом. Огромные серые глаза быстро оглядели зал и остановились на Хлопуше.

Юноша устремился мимо стойки к столам.

– Эй, парень! – окликнул гостя целовальник.

Юноша остановился и, повернув голову, вопросительно взглянул на целовальника.

– Пустых столов нет, – сказал тот. – Но ты можешь посидеть на лавке у стойки и подождать. Чего тебе налить?

– Я не хочу пить, – сказал юноша, отвернулся и зашагал дальше.

Целовальник нахмурился и хотел осадить наглого юнца, но вдруг передумал. Пожав плечами, он взял в руки тряпку и провел ею по стойке с таким видом, словно говорил: «Да пошло оно все к лешему! Что мне, больше всех надо?»

Юноша тем временем дошел до стола, за которым сидели Хлопуша и лекарь. Усевшись самочинно на лавку, он окинул Хлопушу быстрым, внимательным взглядом, как гробовщик, прикидывающий по фигуре клиента размеры будущего изделия.

Хлопуша вскинул брови и, в свою очередь, тоже осмотрел юношу, однако во взгляде его было больше удивления, чем интереса.