Гончие псы - [98]

Вистинг кивнул.

– Равнеберг приезжал редко и всегда в одно и то же время. Тогда Хаглунн затыкал Сесилии рот и возил на машине, пока не мог снова запереть ее внутри.

– Именно так она смогла выкинуть кассету и рассказать, что с ней случилось.

– Когда его машину объявили в розыск, он спрятал ее в амбаре. Хаглунн собирался избавиться от нее насовсем, но, прежде чем он успел это сделать, его арестовали.

– Но ведь Равнеберг должен был ее найти. Почему он ничего не сказал?

– Он нашел машину, одежду, видеокамеру. Он даже нашел инициалы девушек на стене в подвале, но очень боялся быть во что-нибудь втянутым. Ведь Хаглунн использовал его подвал. Годом раньше похитил Эллен Рубекк, увез ее в машине Равнеберга. Хаглунна все равно бы осудили, хотя бы за дело Сесилии. Равнеберг выбрал то же решение, что и всегда. Оставил машину и сбежал от проблем.

– Так что же произошло?

– Хаглунн знал, что окурки, которыми располагала полиция, не могли ему принадлежать. Он стоял на перекрестке Гюмсеред и курил, пока ждал Сесилию, но не бросал там окурков. Когда дело вновь открыли, только одна вещь стояла между ним и миллионной компенсацией. Видеофильм. Он попытался убедить Равнеберга отдать его. Мы знаем, как все закончилось.

Вистинг видел по лицам вокруг себя, что коллегам нужно больше ответов, но решительно поднялся.

– Все здесь, – сказал он и ткнул в переданные принесенные бумаги. – Все детали.

Хаммер встал с места и проводил его до двери.

– Еще кое-что, – сказал коллега. – Кто из нас это сделал? Кто подкинул фальшивое доказательство?

Последовавшую за вопросом звенящую тишину можно было потрогать руками. Все глаза были обращены на Вистинга. Озвученное им имя вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Он видел, как полицейские потрясены и как осколки имени оседают и становятся осязаемыми.

Прежде чем ему начали задавать следующие вопросы, он вышел из переговорной и закрыл за собой дверь. Отправился домой, не чувствуя практически ничего. Ни радости, ни злости.

Выложенная камнем площадка перед домом была усеяна поломанными ветками и гнилой листвой. Он припарковал машину и вышел из нее. Сейчас его никто не ждал дома. Сюзанне ушла из его жизни. Снова ему придется ложиться спать одному, просыпаться одному. Есть одному. Почему же так сложно делить с кем-то жизнь? Разве он не может быть еще кем-то, кроме полицейского?

Какое-то время он стоял перед пустым домом и думал о том, через что ему пришлось пройти. Не только о разрыве с Сюзанне, но и о том, каково это было – стать предметом расследования. Унизительная ситуация, и для него, и для его близких. Но вместе с тем весьма полезный опыт. Он почувствовал неуверенность и страх, которыми были охвачены многие из тех людей, с кем его сводила работа. Это повлияет на него, когда он в следующий раз окажется по безопасную сторону стола в комнате для допросов.

Вистинг обошел машину, открыл багажник и достал оттуда футбольный мяч. И чуть более сильным ударом, чем собирался, отправил его через живую изгородь.

83

Двойной стенд для газет в приемной «Верденс Ганг» почти опустел. Главный редактор уместил максимум информации в двух строчках заголовка на первой полосе. «Убийца снова арестован. Держал третью жертву похищения живой». Были использованы разные размеры шрифта, так что взгляды притягивало слово «живой». Рядом разместили уже известное изображение Линнеи Каупанг, чтобы никто не сомневался, о ком идет речь. На основной фотографии она была снята со спины: укутанная шерстяным пледом, она направлялась в ожидавшую карету «скорой помощи». Свет проблескового маячка отражался от полицейской формы. Под фотографией маленькими буквами было напечатано имя Лине.

Привычный гул в редакции оборвался, когда Лине вошла в помещение. Журналисты, редко когда отрывающие взгляды от мониторов, повернулись к ней. Пауза, и новостной шеф-редактор начал аплодировать. Захлопали все, кто-то кричал, кто-то свистел. Йоаким Фрост вышел из своего стеклянного кабинета и встал, уперев руки в бока. Губы натянулись в улыбке, обнажив зубы. «Больше рад тиражу, чем моему успеху», – подумала Лине.

Когда спонтанные овации коллег улеглись и девушка села за письменный стол, Фростен подошел к ней.

– Я рад, что новости о твоем отце не помешали журналисту внутри тебя, – сказал он и поднял сегодняшнюю газету, которую кто-то положил на ее стол. – Новые газеты печатаются каждый день. Читатели все забывают. То, о чем мы писали вчера, завтра никто и не вспомнит. На первой полосе будут новые подлецы или герои.

Он сказал это так, будто обвинения против отца, опубликованные несколько дней назад, были сущим пустяком.

– Все обладают свободой слова, – продолжил он. – Но никто не хочет от нее пострадать.

Он положил газету.

– Нам требуется продолжение. Все пытаются связаться с Линнеей Каупанг. Но она должна говорить именно с нами. Ты же помогала вытащить ее из подвала. Ты не можешь поехать к ней с Харальдом или Мортеном и сделать интервью?

Лине покачала головой.

– Я занимаюсь другим делом, – ответила она. – Мортен П. и Харальд тоже заняты.

– Я думаю, ты не совсем понимаешь, – сказал Фростен и хлопнул рукой по первой полосе газеты.