Гончие псы - [75]

– Я и не собираюсь. Мне просто нужно поговорить с кем-то, кто его знал. Кажется, что таких людей было немного.

– Именно это и было нашей проблемой. Он все больше и больше замыкался. Ни мыслями, ни чем другим со мной не делился. В конечном счете делить жилье нам было не нужно, так что он съехал.

– Вы с ним с тех пор связывались?

Женщина снова замешкалась.

– Этим летом мне исполнилось пятьдесят, – ответила она и добавила, что на два года старше Юнаса Равнеберга. – Тогда я получила от него письмо. Он не писал ничего такого. Не рассказывал о себе. Просто несколько строк о том времени, когда мы были вместе.

– Вы ничего не получали от него почтой в последние дни?

– Нет. Он написал сзади на конверте свой адрес, и я отправила ему открытку из Испании, когда отдыхала там в сентябре. Поблагодарила за письмо и пожелала всего самого наилучшего.

– Вы можете предположить, из-за чего кому-то понадобилось его убивать?

Мод Сведберг не успела ответить.

– Движется, – сообщил Мортен П. на другой линии. – Хаглунн выходит. Идет к Акерсгате.

– У меня другой звонок, – извинилась Лине и завела машину. – Я могу перезвонить вам позже?

Голос женщины был почти неслышен, когда она поблагодарила Лине за звонок.

61

Вистинг давал показания больше часа, без перерыва. Он пытался говорить о деле Сесилии так объективно, как только мог. Он перечислил поименно всех, кто тем или иным образом был вовлечен в расследование, и объяснил, как распределялась ответственность. Следователь по ту сторону стола терпеливо слушал, не делая заметок. Он, вероятно, подготовился, прочитав материалы старого дела, и вся информация, сообщенная Вистингом, была ему известна.

Оценивая объективно, рассказ Вистинга был безупречен. Упомянув вначале о получении сообщения о пропавшей девушке, он затем продрался через бесконечные показания свидетелей и наконец описал место обнаружения тела и задержание подозреваемого. Когда Вистинг закончил, следователь из спецотдела заинтересовался ролью Вистинга в расследовании. Его оценками, наблюдениями и ощущениями. Он тратил время на обсуждение теорий, процедур и инструкций. Это запутало Вистинга. Внезапно все стало слишком сложным. Истина скрылась в закоулках лабиринта.

– Почему вас назначили главой следствия? – поинтересовался Терье Нурдбу.

– Меня назначил начальник полицейского участка. Этот вопрос следует задать ему.

– Это мы сделаем, но разве вы сами не задавались этим вопросом?

Вистинг медлил. Он привык принимать ответственность, не задавая вопросов.

– Я был там, – ответил он. – И у меня была квалификация.

– Вас это не беспокоило?

Вистинг покачал головой. Тематика вопросов была вне его разумения.

– Вы вели раньше такие крупные дела? – спросил следователь и показал на диктофон, напоминая, что кивать или мотать головой недостаточно.

Вистинг кашлянул.

– Дело Сесилии выросло до самого крупного расследования дела, которое я когда-либо возглавлял, – ответил он. – Но когда меня назначили, это было просто дело об исчезновении.

– Просто?

– Ну конечно, с самого начала было понятно, что Сесилия исчезла не по доброй воле. Естественным было предполагать, что с ней случилось несчастье. Она пропала на пересеченной местности, кое-где ее путь пролегал рядом с морем. Я работал с теорией наихудшего.

– Теорией наихудшего?

– Моей задачей было позаботиться о том, чтобы мы с самого начала вели следствие, предполагая, что случилось наихудшее. Что в отношении девушки могло быть совершено преступление.

– Какие команды поступали от вашего руководства?

– Команды? Я не совсем уверен, что понимаю вопрос.

– Они показывали, что довольны вашей работой?

– Другого впечатления у меня не было. Все время возникал ресурсный вопрос, разумеется, однако никакой критики в отношении проделанной работы не было.

– Чего они ждали от вас?

Вистинг пожал плечами. На практике такого не было, чтобы полицейским говорили, чего от них ждут. У них у всех была общая цель: раскрыть дело и предать преступника правосудию.

– Результат, – ответил он. – Они, конечно, ждали результата.

– Как они это показывали в ходе расследования?

– Я не понимаю вопроса.

– Кто-нибудь проявлял нетерпение, когда результата не было?

– Все проявляли нетерпение, – признал Вистинг. – Но большинство из нас уже бывали в такой ситуации и раньше. У нас был опыт, мы знали: порой, чтобы разобраться в деле, нужно немало времени.

– А что с прессой?

– А что с ней?

– Журналисты не проявляли нетерпения?

– Конечно, они предъявляли требования по раскрытию преступления и задавали вопросы по нашей работе.

– Как вы это воспринимали?

– Двояко, – ответил Вистинг. – Следователям мешала необходимость постоянно отвечать на вопросы журналистов, однако внимание прессы приносило также и пользу: люди могли поделиться догадками или информацией.

– Это было обременительно?

– В таком деле что угодно может быть обременительным. Но общение с прессой – это часть нашей работы.

– Однако я полагаю, что давление общественности, требовавшей от вас результатов, было огромным?

– Это был вопрос?

– Позвольте спросить иначе, – поправился следователь. – Как влияло на следствие то, что вам нечего было рассказать прессе?