Гончаров подозревается в убийстве - [4]

- Да, и не скрою - весьма огорчен.

- Ясно, значит, опять в полном ауте. Я не знаю, кто у них инициатор, но взялись они друг за друга крепко, того и гляди, до смертоубийства дело дойдет.

- И кто кого?

- Не знаю, мать-то смирная, если ее не трогать. Напьется и спать или в телевизор таращится. Выступать первым начинает он, материт почем свет... Все каких-то несуществующих любовников ей инкриминирует, подумать только, он даже моего Сережку к ней приревновал...

- Вы ушли от них по этой причине?

- Отчасти, я боялась, что Серега однажды не выдержит и вышибет из него дух.

- Или наоборот.

- Да что вы, Сережка три года по контракту в Афганистане пробыл, для него эта пьяная пакость проблемы не составит, его здешние хулиганы очень уважают.

- Возможно. - Я невольно передернул помятым хребтом и болевшей шеей. Ирина, но, оставив их на произвол, ты тем самым подвергаешь мать опасности.

- А что же делать? Я не могу допустить, чтобы девчонки слышали весь их мат-перемат.

- Ясно. И какой же тебе видится перспектива?

- Мрачной, и самое главное, что я не вижу света в конце туннеля. Понимаете, он ведь стал законным совладельцем дома, то есть имеет на него такие же права, как и я, и маманя. Бог с ним, я согласна отдать его долю, только пусть бы после этого катился к чертовой матери, оставил бы нас в покое. Так ведь нет. Мать по пьянке, после того как он ей хорошенько подпадает, кричит: "Развод! Чтоб завтра же твоего духу не было!" А наутро все по-другому: он извинится, поплачется, и опять она его в задницу целует. Он ведь с виду такой простачок - рабочий мужичок, а на самом деле хитрая и продувная гнида. Самое интересное - и это удивительно, - он помнит все до мелочей, что было накануне во время пьянки. А пьянки, причем прогрессирующие, происходят ежедневно.

- Так и волноваться тебе особо не стоит, при таком образе жизни он долго не протянет. Через годик, глядишь, окочурится.

- Я тоже на это надеялась, - невесело усмехнулась Ирина, - только он что, подонок, затеял... Есть у него сын, который раньше ему был абсолютно до фени, впрочем, как и наоборот, а недавно у него вдруг проснулись отцовские чувства, писать друг дружке стали. Одно письмо маманя тайком прочитала. Вы представляете, он зовет своего сыночка на постоянное местожительство. И где вы думаете? В нашем доме, причем обещая ему прописку! Ну не сволочь ли? Хочет на чужом горбу в рай попасть. А что отсюда следует?

- То, что и сынку достанется кусочек вашего дома, если, конечно, согласится мать.

- А она согласится, я не сомневаюсь, эта шкура убалтывать может. Теперь вы понимаете, в какое безвыходное положение он нас поставил? От отчаяния я думала пойти на последний шаг, даже киллера хотела нанять. Меня остановило только одно обстоятельство - мать. Она первая меня заложит и будет мстить за своего мучителя. Вот такая наша безрадостная судьба. Да что это я все о себе да о себе. Как у вас-то дела?

- А, спасибо, хорошо, положите на комод, как говорится. В гости вот приехал, да, кажется, не вовремя, у вас и без меня забот полон рот.

- Ну, это вы оставьте, для нас вы всегда гость желанный, если там не уживетесь, что-нибудь придумаем здесь. Пойдемте, Сережка уже приготовил стол.

Приготовить стол Сергею труда не составило, для этого он просто с кастрюлями сходил в столовую, выставил банку рубинового вина да открыл бутылку водки. Назвать еду изысканной можно было только с большой натяжкой, зато местное вино оказалось просто восхитительным. Терпкое, пахучее и тягучее, оно само просилось вовнутрь моей изможденной души. Сам того не замечая, я удегустировал добрый литр. Видя, что благодарный зритель созрел, Сергей принялся демонстрировать творения своих рук. Сначала меня представили двум милым девчушкам, а уж потом хозяин показал многочисленные иконы, писанные им в часы особых откровений. Мне понравилось и то и другое.

Близилось время ужина. Ирина ушла на работу мыть тарелки и скоблить столы, а я, распрощавшись с иконописцем, забрел в магазин, где накупил массу вкусных вещей, дабы мое появление в доме "немки" прошло празднично и торжественно. Хотелось надеяться, что обеденный хмель уже покинул ее голову.

Я оказался прав, в сумерках одно из окошек дома мерцало, кто-то смотрел телевизор. Изможденная сука, узнав меня, впустила молча и без эксцессов. Пирожник, теперь уже вместе с женой, замешивал тесто на утро. Кивнув мне как старому знакомому, он показал на дверь хозяев:

- Вроде проснулись, молчат, наверное, с похмелья маются.

- Ты говорил обо мне?

- Нет, чем меньше болтаешь, тем дольше проживешь. Старая истина.

- И мудрая, все бы ее придерживались.

- Хм, интересно, а как бы вы тогда работали?

- Кто?

- Ну вы, менты?

- Ас чего ты решил, что я мент?

- Я милого узнаю по походке.

- Много говоришь, куль мучной.

В состоянии крайнего раздражения я зашел на веранду. Ну почему так? Уже больше пяти лет я не работаю в органах, а какой-то мельник меня учуял сразу.

На веранде никого не оказалось, и я двинулся к комнате с работающим телевизором. Две фигуры сидели в креслах и были настолько увлечены киношной стрельбой и большущей винной бутылкой, что меня и не заметили. Протянув руку, я повернул выключатель. Пыльная хрустальная люстра осветила немую сцену. Мужчина и женщина с глубоким недоумением, приоткрыв рты и вытаращив глаза, взирали на меня как на инопланетянина.