Гоньба - [29]

«Водомерки» кинулись вдогонку за лодочками. Ушкуи, продолжая загибать свой строй, прижимали сувашей к берегу, добивая плавающих в воде. А из камышей на берегу раздались страшные вопли и выскочил Кавырля. В совершенно боевом прикиде и таком же настроении.

Всё.

А, забыл. Одновременно другой отряд черемис, тоже издавая победные крики и оскорбления в адрес извечных противников, ворвался в оставленный лагерь в версте выше.

Итог. Сувашей было около 15 сотен. 2/3 юнцы от 14 до 20 лет. Под сотню — оны и просто опытные воины. Остальное — бобыли в возрасте. Сотня — убежала. Сотни четыре — попали в плен. Сотни две-три — убили в бою. Остальные… утонули?

Наши потери: шестеро убитых, одиннадцать раненных. В последний момент перед абордажем суваши просто завалили ушкуи стрелами и дротиками.

Для отряда в сотню бойцов — потери большие. У черемис около двух десятков убитых. Но их-то полтысячи и они слабо-доспешные.

Как обычно после боя — зачистка с обдиранием. Уже и на следующее утро находили спрятавшихся в местных болотах «недобитков».

Ожидаемая свара по поводу дележа добычи.

Чарджи поступил… резко. Велел сдать всё взятое с боя. Когда местные начали возмущаться, приказал лучникам взять запасные колчаны, подогнать «Белого Льва» к берегу, где шёл совет, и зарядить. Скрип дерева этой махины при подъёме противовеса в рабочее состояние — произвёл нужное впечатление. Тем более — некоторые были на Земляничном ручье и видели как Салман — вон он, вон он! — проводил вразумление.

Ополченцам не дали доли в добыче:

— Вы получили главное — сохранили свою землю, жизни, свободу.

Исключения — Кавырля и его люди:

— Кавырля выполнил долг. Он защищал земли Всеволжские. Воевода ценит службу своих людей.

И семьи павших:

— Они заплатили жизнями за нашу общую победу. Дом, в котором вырос храбрец, не может быть оставлен в нищете.

Чарджи воспроизвёл ещё одну мою хохмочку. Приказал отрезать мёртвым врагам уши, сделал связочку и, одев на шею одному из пленных, перевезя его на другой берег, отправил к старейшинам его племени. Предварительно публично разбив ему локти. Перед собранием толпы союзных черемис и пленных сувашей.

Я последнее время как-то… не имею повода для таких акций. А он — запомнил.

Сама Круглая горка Чарджи не понравилась — далеко от Волги. Он выбрал место на правом берегу, чуть ниже. В РИ там Макарьевскую часовню поставят.

Не довелось нам повторить хохмочку Ивана Грозного с его сборно-разборной крепостью:

«Великий князь приказал срубить город с деревянными стенами, башнями, воротами, как настоящий город; а балки и бревна переметить все сверху донизу. Затем этот город был разобран, сложен на плоты и сплавлен вниз по Волге, вместе с воинскими людьми и крупной артиллерией. Когда он подошел под Казань, он приказал возвести этот город и заполнить все [укрепления] землей; сам он возвратился на Москву, а город этот занял русскими людьми и артиллерией и назвал его Свияжском».

«Город же, который сверху привезенъ на половину тое горы стал, а другую половину воеводы и дети бояръские своими людьми тотъ часъ зделали, велико бо бяше место и свершили городъ въ четыре недели».

Город рубили под Угличем. В 21 веке, не смотря на множество пожаров в прошедшие столетия, стоит там деревянная Троицкая церковь из тех ещё, угличских стволов, сложенная.

Не будет у меня здесь такого — Чарджи решил крепость на правом берегу ставить.

На чужой территории?!

И чё? — У нас Петербург — единственная в мире столица, построенная на территории противника во время войны с ним.

Нанял пару сотен мужичков из ополченцев — лес валить в выбранном месте. А суваши? — «А пошли они все»… «Здесь будет город заложен. На зло…».

Пленных и барахло — к Кавырле, сам, с уменьшившимся отрядом и внезапно полюбившимся ему «Белым Львом» — к устью Казанки.

Булгарское поселение здесь, как и докладывал мне Сигурд, невелико, занимает только кусок северной части холма вдоль речки.

Чарджи принял местного булгарского сотника на учане, на фоне команды, проводящей регламентные работы на установке. Скупо проинформировал собеседника о катастрофе, постигшей сувашей, и скучающе поинтересовался:

— Ты, раис, уже получил предписание покинуть это место? Мой государь сообщил об этой необходимости, в рамках исполнения Яниновского договора, твоему государю ещё пару месяцев назад.

— Н-нет…

— Опять ваши писцы бездельничают! Эмир слишком добр к дуракам! Их надо бить палками и драть плетями!

Тут, как раз, Дрочило выдернул стопор, противовес — рухнул, рычаг — взвился, праща — крутнулась, камень — полетел. И плюхнулся, выплеснув воду из речки Булак на берега в обе стороны.

— Работает, господин старший сотник! Можно применять.

— Спасибо. Зачехляйте. (И — булгарину). Так ты сам уйдёшь? Или попытаешься посеять рознь между государями?

Приказа от эмира оставить крепость у сотника нет. Но… Какой-то булгарский сотник… сосланный на границу… в маленьком нищем поселении… против инала, наследника великих ябгу… Который только что истребил тысячные толпы… Соседние племена на помощь не придут…

Сотник знает о Яниновском соглашении, об особой дружбе между эмиром Булгарии и Воеводой Всеволжским. Здесь останавливался ташдар. И по пути «туда», и по пути «обратно». Разница в самочувствии ташдара «до» и «после» встречи со «Зверем Лютым» — была хорошо видна и производила впечатление. Слова о возможной передаче этого места для базирования «русских истребителей речных татей» — ему известны. И, что совершенно очевидно, продержаться против отряда с такой машиной — он не может.