Гомогенез - [38]

Поначалу очаги земледельческой культуры находились в окружении «диких земель», где жизнь охотников и скотоводов отчасти еще текла по старым законам. Временами они устраивали нашествия на богатые ухоженные земли и, как правило, без труда порабощали изнеженных представителей городской цивилизации. Но затем победители смешивались, ассимилировались в более богатой культуре, теряли свой тонус [15]. Такими примерами кишит история: амореи, хетты, дорийцы, этруски, арийцы, германцы, гунны, авары, мадьяры, монголы, науа (это в Новом Свете, в Мексике)...

«Всякая раса, беззаботно перемешивающая свою кровь с чужой, обречена погибнуть» - Дизраэли.

Этот процесс повторялся волна за волной до тех пор, пока, с одной стороны, технологическое развитие не позволило окультурить большую часть земель, а с другой стороны, не предоставило надежную компенсацию физической силе варваров.

К сожалению, этой компенсацией стало простое изменение соотношения численности и связанное с ним экономическое превосходство, а также использование продвинутой военной техники. В жертву этому был принесен собственный потенциал человеческого вида. Видимо, это было закономерно на определенном этапе. Теперь этот этап пора закрывать, пока он не привел к коллапсу.

Естественный отбор служит в процессе эволюции автопилотом. Едва обретя зачатки разума, человек отключил автопилот и находится теперь в свободном полете. Но судьба его зависит от того, научится ли он пилотировать самостоятельно, прежде чем произойдет крушение. Под «пилотированием» подразумевается взятие эволюции в свои руки, сознательное управление ее факторами.

Отступление по поводу геронтоцида и эвтаназии [16]

«Человек может жить как хочет. Но умирать он должен - как Человек, а не как животное».

- Dominus

«Мораль для врачей. Больной - паразит общества. В известном состоянии неприлично продолжать жить. Прозябание в трусливой зависимости от врачей и искусственных мер, после того как потерян смысл жизни, право на жизнь, должно бы вызывать глубокое презрение общества. Врачам же следовало бы быть посредниками в этом презрении, - не рецепты, а каждый день новая доза отвращения к своему пациенту... Создать новую ответственность, ответственность врача, для всех случаев, где высший интерес жизни, восходящей жизни, требует беспощадного подавления и устранения вырождающейся жизни - например, права на зачатие, для права быть рожденным, для права жить... Гордо умереть, если уже более нет возможности гордо жить. Смерть, выбранная добровольно, смерть вовремя, светлая и радостная, принимаемая среди детей и свидетелей: так что еще возможно действительное прощание, когда еще существует тот, кто прощается, равным образом действительная оценка достигнутого и того, что желал, подведение итога жизни - все противоположное жалкой и ужасающей комедии, которую сделало из смертного часа христианство [...] » - Ф. Ницше, «Сумерки идолов».

Малодушие возвело в идеал «естественную» смерть. Несмотря на то, что ей порой предшествует весьма продолжительное ничтожное существование, когда единственный крючок, которым цепляются за жизнь - это страх; страх перед смертью. Инстинкт самосохранения у животных не имеет такой издержки, так как в природе до такой степени деградации дожить невозможно. У людей этот инстинкт дает такую вот накладку - трудно решиться умереть, даже когда жизнь не сулит ничего хорошего. В данном случае торжество инстинкта над разумом выглядит особо отталкивающе, особенно если видно, что разум неуклонно деградирует, впадая в старческий маразм.

«О, как страшно смерть встречать

На постели, господином,

Ждать конца под балдахином

И всечасно умирать!»

- Денис Давыдов

Во многих обществах такая «естественная» смерть считалась позорной. Где-то старики уходили умирать сами, где-то дети убивали собственных родителей, когда те старели и жизнь им становится не в радость [17]. Сын должен помочь отцу уйти из жизни. Настоящему мужчине, считали они, уготовано умереть насильственной смертью, лучше всего в бою [18]. Если же ему с этим не повезло, сын должен прийти ему на помощь и убить. Это акт любви [19].

«Однажды перед самым боем спартанский царь заметил в рядах своих воинов дряхлого восьмидесятилетнего старца и, видя его немощность, велел ему идти домой. "Государь, - сказал ему старый солдат, - ты отсылаешь меня умирать куда-то в другое место, а между тем, какое же для старого воина может быть другое более подходящее смертное ложе, как не поле битвы?»[20].

Добровольный уход из жизни практиковался и в сообществах, находящихся на вершине культуры своего времени. Нередки были такие случаи в древней Греции. Законодатель Спарты, Ликург, покончил с жизнью, когда счел, что добился всего, чего мог, и что дальнейшее жалкое существование может лишь испортить сделанное им. По легенде Диоген Синопский просто прекратил дышать силой воли, когда счел, что дальше жить ему не имеет смысла [21]. А на греческом острове Кеос добровольный уход из жизни вошел в обычай.

«Есть меж кеосцев обычай прекрасный:

плохо не должен тот жить, кто не живет хорошо!»

- Менандр

Такая точка зрения разделялась и некоторыми представителями тех культур, где общественность считает это неприемлемым. Замечателен пример Поля Лафарга и его жены Лауры, дочери Карла Маркса, которые приняли яд, как только им стукнуло 70 лет.