Гомогенез - [26]
- эта самая ничтожная часть биологического мира, в отличии от всех других интеллигенций, не имеет ни малейшего понятия о государстве, поэтому она и обречена быть последней всегда и везде». - M. de Budyon, «Падение России»
Следует заметить, что православие по сравнению с другими ветвями христианства (католики и протестанты) является самым консервативным. Если большинство протестантов давно стремится идти в ногу с развитием цивилизации, католики в последнее время тоже прогрессируют, то православные все делают с точностью наоборот - гордятся свей архаичностью. Возможно, с богословской точки зрения это и выглядит оправданно, но на прогрессе в области науки и культуры сказывается весьма плачевно. В самом деле, вспомните хотя бы одного православного монаха-ученого [114] до рассматриваемого периода (XIX век [115])? Сравните картины эпохи Возрождения и русскую иконопись с искусственным искажением форм, которое защищалось специальным каноном [116]. На Руси было практически только два вида живописи: ярмарочно-лубочная и иконопись. А что можно сказать по поводу русских скульпторов?
«... в этом наше коренное отличие в самом исходном пункте от латинского Запада. На первый взгляд, славянский язык церкви, облегчая задачу христианизации народа, не дает возникнуть отчужденной от него греческой (латинской) интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции. ... Переводы, наводнившие древнерусскую письменность, конечно, произвели отбор самонужнейшего, практически ценного: проповеди жития святых, аскетика. ... На Западе даже в самые темные века его (VII-VIII) монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к священному языку церкви, читал римских историков, чтобы на них выработать свой стиль...» - Г.П. Федотов, «О святости, интеллигенции и большевизме».
Напоминать дополнительно про то, что христианство на Руси первейшей задачей ставило подавление (и ассимиляцию, если это не удавалось) русской языческой культуры, нет особого смысла. Вообще говоря:
«Религиозная теология - не философия. В ней отсутствует главное в философии как именно мыслительного мировоззрения: полная свобода мысли, антидогматизм, антиавторитаризм. В религиозной теологии мировоззренческая мысль скована цепями догматики, авторитетом священного писания [117], которое имеет якобы сверхъестественное происхождение, будучи письменной фиксацией истин, открытых через избранных для этого немногих людей всем остальным людям, богом, богооткровением.
Все это, конечно, весьма далеко от философии как свободного, исходящего лишь из собственной проблематики мышления о мире и о человеке... И в философии бывает теология, так, о боге размышляли и Ксенофан, и Платон, и Аристотель, и Зенон-стоик, и Эпикур, и Цицерон, и Плотин, но тогда, когда философы размышляли о боге, они размышляли о нем свободно, не будучи скованы никакими догматами, принимаемыми на слепую веру, как это имеет место во всякой религии, отдающей приоритет вере перед знанием. Философия же, если это действительно философия, а не ее эрзац и видимость, ничего на веру не принимает».
- А. Чанышев, «Курс лекций по древней и средневековой философии».
Если вдумчиво читать философов России рассматриваемого периода, то становится очевидным, что все их казалось бы разнообразные труды сводятся к призывам «усовершенствования» себя либо путем аскетичного монашеского подвижничества, либо путем социальной активности с целью принципиального преобразования условий ареала обитания человека. В любом случае - это иллюзии, пассивные или активные соответственно. Эти стремления четко выражал Л. Толстой, сводя к вопросу «Как человеку самому быть лучше и как ему жить лучше?», что, как видно на примере того же Толстого, в сознании русской философствующей интеллигенции неразрывно связывалось с христианством. При этом достаточно широко использовался прием изначального убожества говорящего, априорно признающего свою немощь перед христианским богом и т.п., но при этом проповедующим от его имени (хорошо замаскированная гордыня, если подумать; в православии такое состояние именуется «прелестью»):
«Господь открыл мне, - сказал великий старец, - что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской... Но никто не сказал вам об этом определительно. ... не так они говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим..., растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит». - С. Саровский [118], «О цели христианской жизни».
Очевидно, что интерес к «русской философии» был явно дутым, происходя из обычного ура-патриотизма «и мы можем не хуже!»
«Когда началась перестройка и в изобилии появились вначале обширные статьи, а затем и монографии, в которых пелась хвала этим философам, я стал внимательно перечитывать эти работы, чтобы выяснить, что же я не заметил, в чем же все-таки состоит их вклад в развитие философской мысли. Я узнал, что русские религиозные философы являются великими или даже величайшими, замечательными, гениальными мыслителями, которые на весь мир прославили русскую философскую мысль, что ими был внесен неоценимый вклад в сокровищницу мировой культуры, что ими были сделаны величайшие открытия, которые намного продвинули человеческую мысль, что их труды содержат величайшее, неоценимое духовное богатство, без приобщения к которому невозможно никакое дальнейшее развитие и т.д. и т.п. Единственное, о чем не сообщалось в этих трудах - что же именно открыли русские религиозные философы, что конкретно внесли они в развитие философии. О том, что они гении, утверждалось постоянно. Но ни одна из их гениальных мыслей почему-то никогда и нигде не приводилась».
