Голый край - [27]

– Хьялдур, вон одна!

– Хась! – вскрикнул и ударил по камням.

– Быстрее, вон там!

Он кричал и отчаянно бил острогой по дну, но все удары приходились мимо. Через какое-то время новоявленный рыбак стал от холода перебирать пальцами ног, но не спешил сдаваться.

Замолчала, глядя на довольно большую рыбу, медленно подплывающую к ногам друида. Он ее, казалось, не заметил. Когда тварь подплыла достаточно близко, она зубами впилась в мизинец на ноге.

– А-а-а! – заорал он, выскакивая из воды и падая на травку.

Я тут же схватила руками скользкую рыбину, буквально отдирая ее от пальца, звонко смеясь. Не ожидала, что придется рыбачить таким образом, но в целом сойдет.

– Поймали, поймали! – весело завопила, держа в руках дергающуюся рыбу. – Хьялдур, поймали!

– Пьюль морра ди дреттсекк! – крикнул в ответ мужчина, держась за кровоточащий палец.

Добыча все продолжала дергаться и вот-вот грозила вырваться из моих рук обратно в воду. Нужно было что-то срочно предпринять и, не найдя лучшего решения, схватила ее за хвост и с размаху шлепнула об землю. Рыба перестала дергаться.

– Фух… – вздохнула и упала на голубоватую травку. – Теперь… Следующий шаг.

Хьялдур протяжно взвыл.

С добычей на руках мы отправились обратно к хижине. Меня обрадовало то, что этот старый идиот умел хотя бы правильно обрабатывать рыбу. Хьялдур ловкими движениями кремневого ножа выпустил внутренности и счистил чешую. Все, что осталось, разрезали на две части вдоль тельца, а отрубленная голова отправилась в ближайшее окно вместе с потрохами.

К сожалению, в прошлой жизни не увлекалась технологиями обработки пищи. Говоря честно, у меня и макароны получались разваренные. Однако, даже я понимала, для того чтобы высушить рыбу, нам нужно не только солнце (под которым она может сгнить), но и достаточное количество ветра для испарения влаги. Хьялдур обвязал хвост короткой тонкой веревочкой. Прихватив палку длиной примерно в лаг, мы отправились туда, где, как я помню, ветра было предостаточно – на утес близ берега моря.

Воткнули шест в сырую землю и привязали тушку так, чтобы она не раскачивалась, но и ни к чему не прижималась. Теплый, приятный ветерок гулял в волосах, и создавалось впечатление, будто бы сами духи желают, чтобы у меня все получилось. С собой прихватили еще немного различных продуктов – мелких яблок, порезанных на дольки, дикий зеленый лук и еще один неизвестный мне фрукт, напоминающий что-то среднее между огурцом и зеленым яблоком. На вкус это вытянутое чудо было дико кислым, но вполне съедобным.

Разложив все это на открытом солнце, мы, удовлетворенные проделанной работой, ушли пить чай.

* * *

– Но почему..?

Присела у разложенных на ткани, прижатой камнями, сгнивших фруктов. Вернее, до конца-то они не сгнили, но съедобными выглядеть стремительно переставали.

То же самое случилось и с рыбой. Смрад от гниющей речной тварюги стоял невыносимый, гораздо сильнее, чем должен быть по логике вещей.

– Майя, я же говорил… – успокаивающе тихо сказал Хьялдур и, присев рядом, приобнял меня огромной лапой.

– Но почему? Они же должны были высохнуть!

– Майя… Дмитрий. Знаю что ты пыталась сделать. В молодости я много путешествовал и видел, как люди из северных земель высушивают мясо на холоде. Но я же говорил тебе что здесь, на побережье, летом дуют южные ветра. Они приносят с собой не только лето, но и влагу и гниение.

Приятный теплый ветерок все так же играл с прядями волос. Яркое летнее солнце светило где-то высоко в небе.

Я не заметила этого сразу, пусть это и было очевидно. Почему эти люди не пытались высушивать еду на зиму? Почему не пытались сохранить летние дары природы? Воздух влажный, теплый и мягкий, не в пример зиме. Зимой он колючий, жесткий и… движется с севера. Сейчас же все воздушные потоки дули мне в лицо, с юга.

Гниение. Летние ветра приносили с собой гниение. Глубоко вздохнула, принюхалась, но ничего не почувствовала. Логично, ведь как можно понюхать бактерии? Тем не менее, сомнений не оставалось. Сам воздух этого мира был отравлен. С юга к нам задувало заразу, от которой все сгнивало в мгновение ока. Всякий раз утешаю себя тем, что меня уже нечем удивить. Но этот мир не устает преподносить очередной сюрприз.

Что теперь делать? Изобретать антибиотики? Бактерицидные вещества? Бред, я сейчас нахожусь среди народа, застрявшего в каменном веке.

Хотелось плакать. С моря пахнуло солью. Почувствовала, как от отчаяния и бессилия по щеке побежала горячая слезинка и упала на губы. Соленая…

Соленая.

Соленая?!

– Соленая, Хьялдур! – резко вскочила на ноги и кинулась обнимать Шамана. – Соленая! Соленая, друид!

Хьялдур приобнял меня в ответ одной рукой, обеспокоенно разглядывая мое зареванное лицо. Мимо нас проходили люди, с подозрением косясь на развернувшуюся картину. Лекарь старался как можно скорее меня успокоить, но я успокаиваться не хотела.

– Соль! Хьялдур, соль!

* * *

Соль эти люди, к счастью, давно уже открыли, что решает целый ряд проблем с объяснением зачем и почему. Проблема была совсем в другом.

Попросила Хьялдура объяснить мне, как делается соль, и он, все еще не понимая, зачем это мне, согласился. Мы притащили на каменистый берег моря глиняный горшок с широким горлом и друид набрал в него морской воды. Разогрев на костре камни, он стал постепенно выпаривать воду, и в конце концов увидела на дне опустевшей посудины маленький осадок, меньше щепотки. Все это заняло почти два часа, но при этом конечного продукта получалось меньше, чем я ожидала. Собрала получившуюся соль пальцем и облизала. Соленая, тут сказать нечего. Дело в другом.