Голы и босы - [21]

— Мне пора, — сказала миссис Рэнсом.

— Почему?

Он потрогал у себя под мышкой и махнул рукой в сторону комнаты.

— Это все ее.

— Чье?

Он указал на порванное письмо.

— Это она переделала все это. Она интерьерный дизайнер. Или недавно была дизайнером. Теперь у нее ранчо в Перу.

— Крупный рогатый скот?

— Лошади.

— О, — восхитилась миссис Рэнсом. — Это прекрасно. Немногие на такое способны.

— На что «такое»?

— Сначала быть интерьерным дизайнером, а потом… потом разводить лошадей.

Он задумался над сказанным:

— Нет, она всегда была такой. Очень порывистой, понимаете. — Он обвел взглядом комнату. — Вам нравится?

— Ну, немного странно, — призналась миссис Рэнсом. — Но обилие пространства мне нравится.

— Да, пространство потрясающее. Невероятное.

Миссис Рэнсом не совсем это имела в виду, но о понятии пространства была наслышана немало, поскольку это бесконечно муссировалось в дневных телепередачах, где речь шла о том, как остро нуждаются люди в пространстве, как важно, чтобы у них не было недостатка в личном пространстве и как ни в коем случае нельзя нарушать границы чужого пространства.

— Она тут все переделала, — сказал он, — а потом конечно въехала сюда.

— И вы почувствовали, — сказала миссис Рэнсом, — и вы почувствовали, что она вторглась в ваше пространство (фраза эта в ее устах звучала так натужно, как если бы то были ее первые слова на языке урду).

В знак согласия он направил в ее сторону одну из своих несравненных стоп.

— Вот именно. Вот именно. Взять, к примеру, эту дерьмовую коляску…

— Я помню такие, — подтвердила миссис Рэнсом.

— С виду это, конечно, коляска, — кипел он, — но откуда мне было знать, что это только с виду коляска и что находится она тут не как коляска, а как артобъект. И что стоять она должна ровно на этом дерьмовом месте. И из-за того что я сдвинул ее, кажется, на полдюйма, мадам озверела. Стала грозить, что все отсюда вывезет. До нитки. Как будто мне не все равно. А, в общем, все это уже история.

Поскольку мадам была в Перу, миссис Рэнсом подумала, что это уже отчасти и география, но вслух ничего не сказала. А вместо этого кивнула и изрекла:

— У мужчин свои потребности.

— Вы правы.

— Вам больно?

— Мне было больно, — сказал молодой человек, — но я отвлекся. Думаю, правильно.

Миссис Рэнсом с мудрым видом закивала в ответ.

— Она расстроилась? — спросила она, чувствуя, что очень хочет потрогать его за ногу.

— Послушайте, эта женщина всегда была чем-то расстроена. — Он посмотрел в окно.

— Когда она вас бросила?

— Не помню. Потерял счет времени. Месяца три назад, может, четыре.

— В феврале, — подсказала миссис Рэнсом. Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, в феврале.

— Хэнсон, Рэнсом, — проговорила она. — Не так уж похоже, но, думаю, если вы из Перу…

Он не понял — да и как ему было понять? — поэтому она рассказала ему все, начав с начала: как они вернулись из оперного театра, как вызвали полицию, как совершили марш-бросок в Эйлсбери… — всю историю от и до.

Когда она смолкла, он сказал:

— Да-а, похоже на Палому. Она может выкинуть такое. Чувство юмора у нее своеобразное. Вот вам и Южная Америка.

Миссис Рэнсом закивала, как будто любые несуразности в ее рассказе можно было отнести за счет особенностей территории и общеизвестного непостоянства ее обитателей: колдовская сила пампас, протяженность Амазонки, ламы, пираньи — что значило какое-то ограбление в Северном Лондоне в сравнении с подобными явлениями? И все же одна вещь не давала ей покоя:

— Но кто мог все это перенести и расставить с такой точностью?

— О, это очень просто. Рабочие сцены, так сказать. Техобслуга.

— Техобслуга? — не поняла миссис Рэнсом. — Чернорабочие, что ли?

— Нет, ребята, которые разъезжают с музыкальными ансамблями и готовят площадки к концертам. Поработали отмычкой. Сделали снимки. Разобрали мизансцену в вашей квартире, собрали ее в Эйлсбери. Наверное, в команде был и декоратор. Чем-нибудь похожим они все время занимаются. Никаких проблем, никаких забот… при условии, что вы платите как следует. — Он подмигнул. — Во всяком случае, — он обвел взглядом скудную обстановку своего жилища, — тут им особо трудиться бы не пришлось. У вас в квартире так же просто?

— Не совсем, — замялась миссис Рэнсом. — В нашей… потруднее.

Он пожал плечами:

— Она могла заплатить. Она богатая. В любом случае, — сказал он, поднявшись с софы и взяв миссис Рэнсом за руку, — мне очень жаль, что вы из-за меня настрадались.

— Нет, — возразили миссис Рэнсом, — это было не так плохо. Сначала — немного чудно, но я старалась найти во всем этом что-то положительное. И, мне кажется, я в результате повзрослела, понимаете?

Они стояли рядом с коляской.

— У нас тоже была такая. Когда-то, — миссис Рэнсом тронула коляску. — Очень недолго. — Она не касалась этой темы тридцать лет.

— У вас был ребенок?

— Его бы звали Доналд, — продолжала миссис Рэнсом, — но до имени дело не дошло.

Не поняв, что означает это признание, молодой человек тронул рукой свой сосок и пошел провожать ее в вестибюль.

— Спасибо, что объяснили мне тайну, — сказала она и легко коснулась (это был самый смелый поступок в ее жизни) его обнаженного бедра. Она готова была к тому, что он отпрянет, но ничего подобного — в его повадке ничего не изменилось, он улыбался и держался совершенно раскованно. Но, должно быть, тоже почувствовал, что ситуация требует чего-то особенного, потому что взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.