Голубые столбы Тиэлии - [67]

Это было удивительно. Тихая ночь, блестящие звезды, мягкий женский голос настолько разволновали поэта, что глаза его почему‑то защипало. Крохотные капельки соленой влаги тронули его губы. Он вытер их пальцем и спросил:

— Что это было?

— Душа твоя, милок, душа на волю просилась… — ответила Евдокия Петровна.

Потом старушка вместе с Анютой поведали слушателям о кочевом цыганском таборе, лучине, которая догорает вместе с бедной девичьей жизнью, о несчастном ямщике, замерзшем в степи. Инопланетяне слушали землян чутко, стараясь воспринять каждое слово из непонятной для них жизни. Даже Фил, уже приготовившийся ко сну, вышел из дома и встал невдалеке от костра. Бывший сыщик не плакал и не смеялся. Но какая‑то непонятная дрожь волнами пробегала по всему его телу. И он нервно гладил кимору, как всегда восседавшую на его плече.

— Великолепно! — сказал Сид, когда Евдокия Петровна и Анюта, устав, замолчали. — А ведь когда‑то и тиэляне пели. Только без слов. Одни мелодии. Сейчас же ничего не осталось от нашей прежней культуры.

— Не горюй, Сид, — ободрил его Туй, — песни не исчезли, они затаились. Вот дадим Сусу по шапке — и вернем нашу культуру назад вместе с музыкой и поэзией.

А костер догорал. Все с сожалением смотрели на умирающие язычки пламени. Баба Дуня заметила настроение друзей и что‑то шепнула Анюте. Девочка пошла в дом и вскоре вынесла к костру что‑то в кульке. Евдокия Петровна растормошила угли, и Анюта высыпала содержимое кулька в горячую ямку.

— Что это? — полюбопытствовал Сад.

— Скоро узнаешь, — не пожелала раскрыть тайну Анюта.

Через некоторое время баба Дуня снова разгребла угли и стала выкатывать из костра какие‑то черные шарики. Когда шарики немного остыли, старушка предложила инопланетянам:

— Угощайтесь!

И первая взяла некрасивый комочек. Тоса тоже схватила катышек, но сразу же нервно заявила:

— Евдокия! Он же грязный, весь в саже.

— А ты не смущайся, Тосенька. Облупи его немного да надкуси. Грязные руки — ерунда, вымоешь потом.

Тоса послушала подругу, отломила край румяной корочки и положила в рот.

— О! — сказала она. — Картошка! Вкусно‑о!

После этой пробы руки всех инопланетян потянулись к печеной картошке. Не решался этого сделать только Фил.

— Фил, — окликнула его Евдокия Петровна, — иди к нам, присоединяйся, иначе, парень, от своей пасты совсем скоро зачахнешь или волдырями покроешься.

— Но нельзя… — неуверенно начал тот.

— Можно, Фил, можно, — успокоил его Сад. — Есть натуральную пищу — вовсе не преступление.

— Тем более, что она тебе нравится, — добавил Сид, — и мы никому не скажем об этом.

Фил с таким аппетитом уплетал картошку, что совершенно не следил за правилами приличия. И перемазал в саже все лицо. Когда сотрапезники посмотрели на него, то дружно захохотали. Кимора от мощного хохота вздрогнула и прижалась к хозяину. Сначала Фил не понял, над чем же потешаются его бывшие недруги. Он решил, что они, спровоцировав его на картошку, теперь осуждают за это. Фил обиделся. Но тут Анюта сунула ему под нос маленькое зеркальце. Увидев в нем перемазанное страшилище, отставной сыщик не мог сдержаться и тоже… улыбнулся. В этот вечер Фил запятнал себя перед правительством Тиэлии окончательно и бесповоротно.

Спать легли поздно, но в хорошем настроении. Устроились изгнанники на планете в общем‑то неплохо. Великий Роб на самом деле обеспечил их для жизни самым необходимым и даже кое‑какими излишествами. Пленники собрали из пластиковых панелей просторный дом с отоплением. В здании было много комнат, можно было выделить каждому отдельную. Но жить в одиночку никто не захотел. Только Фил занимал помещение один. Когда ему предложили в компанию Туя, бывший сыщик мрачно пошутил:

— Я не скучаю, у меня есть Коша, — такую кличку дал он киморе.

Туй не сильно настаивал на подобном соседстве. Его вполне устраивали Кип и Кап, неунывающие братишки‑роботы. Эти механические ребята были славными. И имей они живые сердца, Туй не отказался бы от дружбы с ними. Правда, на ночь роботов приходилось отключать. Но в этом особой беды не было: спать никто не мешал. Да и случись что — надежная помощь была под рукой. Остальные распределились так: Евдокия Петровна с Анютой, Тосой, Туей и Тией; Сад с Сидом и Вовочкой. Пустовала лишь комната, предназначенная для Сани и Тана. И, проходя мимо нее, баба Дуня всегда вздыхала.

Ночь после костра сначала не сулила никаких неприятностей. Заснули все быстро. Но крепкий сон оказался недолгим. От какой‑то неясной тревоги первой пробудилась баба Дуня.

Ей показалось, что в комнате присутствует кто‑то посторонний. Старушка открыла глаза. Вроде бы все стояло на своих местах. Было тихо. Но вот она увидела в противоположном углу комнаты какое‑то неясное белое пятно. Оно было неподвижным. Но вдруг пятно начало расти, густеть и приобрело форму человеческой фигуры, закутанной в белое покрывало. Фигура потопталась на месте и стала осторожно передвигаться по помещению. "Привидение”, — догадалась баба Дуня и перекрестилась. "Свят, свят, свят, — зашептала старушка. — Сгинь, нечистая сила!" Но нечистая сила никак не реагировала на заклинания землянки. Фигура подплыла к постели Анюты и безмолвно склонилась над ней. Девочка беспокойно заворочалась и застонала во сне. Этой выходки незваного гостя Евдокия Петровна стерпеть не могла.