Голубые огни Йокогамы - [34]

— Это вы их убили?

— Я никого не убивал!

— А по какому же поводу пьянка, а? — фыркнула Сакаи.

— Да по мне! Сучка ты долбаная, я скоро сдохну! Она взглянула на Ивату, и Кийота это заметил.

— Спросите у моего онколога, и увидите. — Он развернулся к Ивате: — Инспектор, я хочу попросить вас об одолжении. Когда поймаете убийцу — передайте от меня поклон.

Ивата остановил запись, и Сакаи моргнула, словно ее вывели из гипнотического состояния. Она вызвала охранника, тот вошел, сгреб Кийоту со стула и увел прочь.

* * *

Настала ночь. Тяжелые дождевые тучи окутали гору Цукуба, словно ватой. Редкие автомобили освещали фарами дорогу; их свет напоминал мерцание прикрытой ладонями свечи.

Красота заключена не в предметах, но в игре тени и света, созданных ими.

Ивата и Сакаи сидели в полупустой лапшичной напротив отделения полиции. Оба сгорбились над своими пиалами и тянули гречневую лапшу. Официантка поставила перед ними пластиковые стаканчики с зеленым чаем и вернулась к телешоу. Ивата допил бульон и оглянулся. В зале сидел один полицейский и несколько шоферюг, каждый сам по себе, заглянувшие сюда утолить голод.

— Ты меня почти убедила в какой-то момент, — произнес Ивата.

— На моей стороне слишком много фактов, — ответила Сакаи и отодвинула пиалу.

— Но не все. На местах преступления нет его следов. К тому же он правша.

— Да, но физически он мог совершить эти убийства и не раз уже шел на насилие. Ул ики еще могут всплыть во время следствия. А онкологу я позвоню. Возможно, это тоже липа.

Сакаи заплатила, забрала счет, они вышли и быстрым шагом направились к полицейской парковке.

— Не мешало бы ее помыть, — сказала Сакаи, садясь за руль. — В принципе тебе нужна другая машина. Это просто драндулет.

— Это же классика!

— Иными словами, ты цепляешься за прошлое.

В зеркале заднего вида Цукуба постепенно превращалась в лаковую миниатюру.

* * *

Сегодня Косуке исполнилось тринадцать. Он сидел на скамье у дороги в своем лучшем костюме и не сводил глаз с горы. Позвонила мать и сказала, что возьмет его на весь день.

— Ты рад меня слышать?

— Да.

— Что-то не похоже.

— Я рад!

— Я понимаю, мы давно не виделись, и ты волнуешься.

— Где ты живешь?

— Поговорим об этом позже. Скоро приедет твой новый отец. Он прекрасный человек. Ув ажаемый. Он американец.

— Американец?

— Оденься как подобает, Косуке. Ты меня понял? От волнения у него бурлило в животе и в душе затаился страх.

День тогда выдался погожий, пыльца плыла над полями волшебным облаком. До сих пор Косуке игнорировал дни посещений. Как и другие мальчики. Эти дни всегда заканчивались одинаково: родители буквально убегают, ребенок ревет, скотина Иесуги демонстративно его утешает. Никто в сиротском приюте Сакудза не любит вспоминать о прошлом. Они оказались здесь — и этого довольно.

В стену рядом с головой Косуке ударил камешек. Он поднял глаза: по крыше корпуса шагал, растянув руки в стороны, Кеи.

— Вот, сам хочу посмотреть, — сказал он, указывая на костюм Косуке.

Он пошатнулся, восстановил равновесие — и спрыгнул вниз. Плюхнувшись рядом с Косуке, он достал апельсин, разделил его пополам и протянул половинку другу.

— Как тебе удалось сбежать с уроков? — Косуке жевал апельсин, по его подбородку стекал сок, и его слова звучали неразборчиво. Кеи сощурился на солнце. Он сглотнул, ухмыльнулся и пожал плечами.

— А какая твоя мать? — спросил он.

Косуке облизнул пальцы и вновь запустил их в апельсиновую мякоть.

— Нормальная… С другой стороны, она бросила ребенка на автовокзале.

Кеи улыбнулся и бросил кожуру на землю.

— Я бы тоже тебя бросил.

Они смотрели, как надвигаются и набухают тучи, пожирая голубизну небес. Мухи с резким жужжанием пикировали на теннисные столы и тут же взлетали вновь.

— А твоя?

— Она умерла. Я помню какие-то обрывки, но не могу их соединить. Они похожи на фотографии. Но вроде она добрая была.

Косуке не знал, о чем еще говорить, и посмотрел на часы. Мать опаздывала уже на час.

— А что сказал Иесуги? — спросил Кеи, скидывая с одной ноги ботинок.

— Так, ничего.

— Если она повезет тебя в город, привези с собой контрабанду, дурила.

Кеи встал.

Косуке кивнул и снова уставился на дорогу. Ему хотелось заметить мать первым.

— Она приедет! — крикнул Кеи и скрылся в корпусе.

Поднялся ветер.

Прошло много времени. Мари-Жозефина позвала Косуке в дом и крепко обняла. И все повторяла — не переживай, я уверена, этому есть серьезное объяснение, — но Косуке не реагировал.

Она повела его в часовню и велела прочесть псалом 27. Он опустился на колени, и слова свободно полились наружу.

К тебе, Господи, взываю: твердыня моя! не будь безмолвен для меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящим в могилу.

Ус лышь голос молений моих, когда я взываю к Тебе, когда поднимаю руки мои к святому храму Твоему.

Не погуби меня с нечестивыми и с делающими неправду, которые с ближними своими говорят о мире, а в сердце у них зло.

Воздай им по делам их, по злым поступкам их; по делам рук их воздай им, отдай им заслуженное ими.

За то, что они невнимательны к действиям Господа и к делу рук Его, Он разрушит их и не созиждет их.

Благословен Господь, ибо Он услышал голос молений моих.