Голубые молнии - [87]

И вдруг Ладейников нахмурился. Это никуда не годилось! То ли в спешке, то ли от невнимания Красин допустил ошибку: оставил без присмотра еще одно, хоть и неприметное, но вполне реальное направление, на котором мог появиться противник: зажатую между болотом и лесом железную дорогу.

Ладейников покосился на участкового посредника. Тот стоял рядом и внимательно разглядывал именно этот участок. Опустив бинокль, повернулся к Ладейникову, чуть заметно улыбнулся.

Они поняли друг друга.

Ладейников помрачнел еще больше. Вот черт. Уж кто-кто, а Красин не должен ошибаться. Эх, сказать бы ему пару теплых слов, не будь этой белой повязки на рукаве! Как дать понять? Никак! Пусть пеняет на себя. Нет, теперь я его не «убью», злорадно рассуждал Ладейников. Теперь пусть сам выходит из положения. А то будет за него комбат один расхлебывать. Заварил кашу…

Ладейников накручивал себя, потому что особенной «каши» никакой не было. Возможно, даже Красин отлично видел, что противник может атаковать вдоль железной дороги, но просто пренебрег этой опасностью, считая ее маловероятной. У него и так каждый человек на счету, в крайнем случае перебросит что-нибудь, залатает прореху. Но Ладейникова такое рассуждение не устраивало, и он продолжал ворчать про себя.

И… не выдержал.

— Доложите обстановку, товарищ полковник, — обратился он к Красину, не поворачивая головы.

«Товарищ полковник» мгновенно насторожило командира десанта. «Товарищ полковник» — значит, что-то не так. Однако, как всегда точно и кратко, он начал доклад.

В тот момент, когда он произнес: «…на возможных направлениях атаки противника произведено минирование и высланы дозоры…», Ладейников, дотоле молча слушавший, неожиданно перебил:

— На всех возможных направлениях?

Красин замолчал. Он был слишком опытный командир, чтобы принять вопрос за случайный. Тут что-то крылось. Но что? Минуту сосредоточенно морщился, потом просиял.

— На всех, товарищ генерал! — доложил он громко и тут же, повернувшись к телефону, тихо заговорил в трубку: командиру первого батальона диктовался приказ выслать на север, вдоль линии железной дороги, дозор с задачей устроить засаду и выделить одну роту в резерв для выдвижения ее в случае атаки противника в этом направлении.

Но настроение Ладейникова не улучшилось. Скорее, наоборот. Теперь он злился на себя: подсказал все-таки! Не удержался! Горе-посредник! А если б не твой полк был, тогда как, подсказал бы? Какая подсказка, защищал он сам себя, задать вопрос — в порядке вещей. Задавать вопросы и выяснять решение командира его обязанность. Он же не виноват, что командир в процессе ответа наталкивается на правильное решение. «В процессе ответа!» — набрасывался он на себя снова. А не заметь он огреха, задал бы вопрос? Наверняка не задал. Вот то-то и оно!

В это время к нему обратился пунктовой посредник на мосту молодой полковник Народной армии:

— Товарищ генерал, почему десантники первого батальона не минируют мост?

— А вы спрашивали командира батальона?

— Спрашивал. Он ответил, что минировать нет смысла, поскольку в разрушении моста заинтересован не он, а противник.

Ладейников задумался.

— По-моему, комбат прав, товарищ полковник, — сказал он наконец. — Ведь это «южные» стремятся разрушить переправу, чтобы не допустить «северных» на левый берег, А «северным» зачем мост разрушать? Не представляю себе такой ситуации.

Подошел участковый посредник, не вмешиваясь, он внимательно прислушивался к разговору.

— Но, товарищ генерал, — не сдавался полковник, — представьте, что «южные» решительной атакой уничтожают десант или хотя бы отсекают его главные силы от моста, переправляются по этому мосту на правый берег и двигаются навстречу прорыву «северных», выигрывая пространство?

— Это невозможно! — вырвалось у Ладейникова.

— Почему, товарищ генерал?

Ладейников не отвечал. Он смотрел в молодое лицо полковника, в его глаза, в которых, читал искренний, глубокий интерес… Вопрос был законный. Но как было объяснить, что ни ему, комдиву Ладейникову, ни полковнику Красину, ни любому солдату полка мысль пропустить через мост противника просто не пришла в голову?

Им надлежало держаться сутки. И они продержатся эти сутки, черт возьми! А если надо, и двое. Потому что, пока главные силы не придут на левый берег, десантники будут сражаться вопреки всем смертям. Вопреки всем схемам и предвидениям. Они остановят противника, дождутся своих, а вот тогда можно и помирать. «Да, — размышлял Ладейников, — вот в этом уязвимость любых учений. В них можно рассчитать все: силу огня, мощь брони, скорости и расстояния. Хитроумные военные теории, толстые учебники, уставы и наставления, казалось бы, предусматривают все случаи, все неожиданности на поле боя. Но где уставы и учебники, что предусмотрели рядового, закрывающего телом амбразуру? Или двадцать восемь солдат, остановивших танковую лавину? В каких наставлениях описан раненый, взрывающий последней гранатой себя и дюжину врагов?»

…Ладейников вспомнил 1945 год. Будапештскую операцию, бои у Замоя.

Он был тогда лейтенант, командир роты. Тяжелейшие атаки отражала его 5-я гвардейская дивизия. Эх, разве учитывалось в каких-либо наставлениях то, что происходило тогда?