Голубые эшелоны - [48]

Когда Александра забрали в девятьсот девятом году и посадили за решетку на целый год, она увидела, что на заводе рабочие относятся к ней с необычной теплотой, что каждый пытается чем-то помочь. Тогда она впервые по-настоящему осознала свой путь. Заберут царские палачи Александра — она знает, что ей делать на воле: будет помогать, как сумеет, его товарищам.

Внесенного в «черные списки» Пархоменко нигде не принимали на работу. Он возвращался домой и, глубоко пряча свое настроение, говорил, усмехаясь: «Не пришлось мне в школе учить географию, так будем догонять теперь. Поедем в Дебальцево, может, туда еще не доскакали «черные списки». И они поехали в Дебальцево. Вот уже третий месяц, как Александр работает на механическом заводе.

Тина смотрит в спину длинноногому субъекту, который неохотно отходит от их жилища, и вспоминает, что в день обыска, месяц тому назад, точно такая же длинноногая фигура промелькнула перед окнами. В памяти запечатлелась эта острая спина, узкие плечи, длинные ноги и развинченная походка. Значит, сегодня опять надо ждать какой-нибудь неприятности.

Первый страх уже рассеялся, и она почти спокойно — только руки слегка дрожали — начала перелистывать книжки, которые вчера еще читал Александр. В. Либкнехт. «Пауки и мухи», — это какая-то новая книжка. Тина взглянула на вторую страничку. Цензурного разрешения не было. Она отложила ее в сторону. Брошюра Ленина «Что делать?» вложена между страницами «Нашего журнала». Тина усмехнулась такой немудреной конспирации, отложила и эту книжку. «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина. Приложение к «Ниве». Это, пожалуй, можно оставить. «Кобзарь» Тараса Шевченко она повертела в руках, раскрыла наудачу и, прочитав только одну строчку: «Людей у ярма запрягли пани лукавії», покачала головой и тоже отложила в сторону. Там же оказался какой-то список — может быть, это члены революционного кружка? Газета «Звезда» выходила, как и другие, и она ее оставила на столе.

Кучку отложенных книжек надо было где-то спрятать. В комнате, которую они снимали, были лишь голые стены, кровать у стены, расшатанный стол под окном да колыбель для младенца; даже маленького Ванюшку, которому уже было четыре года, негде было положить спать. Бежать сейчас в хлев небезопасно: кто-нибудь может заметить. На чердаке прятать нельзя, она не раз слышала, как там кто-то топчется по ночам, особенно когда у Александра собираются его товарищи.

В это время Тина услышала со стороны огорода отчаянный крик Ванюшки. Распахнув дверь, она увидела гусака, который, вытянув шею, гнался за малышом. Тина обернула книжки тряпкой и побежала с ними выручать сынка. Вытирая слезы на личике сына, она положила сверток в бурьян, да там его и оставила.

Уже стемнело, но Александр все еще не возвращался. Ванюшка капризничал и не хотел спать, пока не придет отец и не расскажет ему сказку.

— Какая тебе нужна сказка? — спросила Тина, начиная сердиться.

— Про Ивасика-Телесика, как его взяли гуси на крылышки и подняли высоко-высоко, выше хаты, выше ворот, и ему все было видно: и наша хата, и станция, и завод. А дед и баба думали, что его нету.

— Ты же знаешь сказку.

— Я хочу еще раз послушать. А почему наш гусак не дает садиться на него?

Мечтая о полетах в небе, Ванюшка, не дождавшись отца, заснул поперек кровати, в изножье. Тина, не зажигая лампы, сидела в темноте и ждала. Под самым окном промелькнула какая-то тень и, перейдя на другую сторону улицы, остановилась под забором — наверно, шпик! Затем прошел городовой и тоже как будто где-то невдалеке остановился. Прошло еще двое пьяных, а может, они только прикидывались пьяными, потому что, как только прошли мимо окна, замолчали. Тина была уже ко всему готова. Она не позволит себе плакать и даже не побледнеет, если эти злодеи появятся на пороге.

На дворе уже светало, а Александр все еще не возвращался. Исчезли под окнами и шпики. Теперь уже не было сомнения — его взяли где-то по дороге. Тина горько вздохнула и начала собирать мужу передачу. Дождавшись утра, она завязала в узелок пару белья, краюшку хлеба, печеной картошки, полдесятка яиц и с ребенком на руках вышла на улицу.

Она пойдет сначала в полицию: там должны сказать, куда забрали ее мужа.

На полдороге ее догнал товарищ Александра.

— А я бежал к тебе, — проговорил он смущенно, заметив печальное и суровое, похудевшее за ночь лицо Тины, — Куда это ты собралась?

— Александру передачу несу в тюрьму.

Товарищ смутился еще больше.

— Вот ведь беда! Я еще вчера должен был предупредить тебя. Александр выезжал на сходку. Верст за тридцать отсюда. Только утром вернулся и прямо пошел на завод, а ты передачу…

Тина насупила брови, но глаза под бровями заиграли веселым блеском.

— И не позавтракал? Вот это и передай ему. — Потом, смутившись, добавила: — Только про передачу не говори. Лучше скажи, дочка уже смеется.

Александр возвратился только поздно вечером. Он был весел, подвижен и словоохотлив. На сходку, которую здесь собрали впервые, явилось много рабочих, настроение у всех было боевое, а главное — отлично провели полицию. Про сходку, наверно, никто и не догадывался. Тина, напрасно промаявшаяся целую ночь, хотя и рада была возвращению мужа, но не удержалась, чтобы не упрекнуть его.