Голубые эшелоны - [44]

С корзиной, полной колбас, Александр выходил с утра на толкучку либо шел к заводским воротам, где всегда кишмя кишел народ, и до самого вечера тонким голоском расхваливал свои колбасы, похожие на сухие коренья. Ему нравилось по целым дням шататься среди пестрой толпы людей. Ежедневно на базаре что-нибудь случалось: как всегда, смешно бранились перекупщицы, а то и драли друг друга за косы, ржали лошади, хрипела шарманка, на ней пищал зеленый попугай, вытаскивая за пятак «счастье» тем, кто никогда его не видел. Оборванные и завшивевшие бродяги валялись в пыли у лавок, их часто ловили на краже и тогда били смертным боем. Они ругались страшными словами, и сами часто заводили поножовщину.

Александр с детским любопытством вбирал в себя весь этот новый для него мир. Быстро и сам научился ругаться и драться. Его уже начинали бояться такие же, как он, ребята, особенно если Александр затевал с ними игру на пуговицы. Корзину с колбасой он спокойно ставил где-нибудь в сторонке, уверенный в том, что никто не осмелится вытащить из нее кольцо колбасы, хотя у запаршивевших и всегда голодных ребят от одного только запаха чеснока сводило скулы.

Острый запах колбас привлекал к себе не только ребят. За корзиной всегда бегала целая свора кривых, облезлых и лохматых собак. Расположившись поодаль, они не спускали с нее голодных глаз и, повизгивая, ожидали удобного случая. И он настал однажды, когда Александр завел драку с мальчишками. Пока он колотил одного, загнав в канаву, собаки растащили из корзины почти все колбасы и, поджав хвосты, разбежались.

Хозяин решил, что парень присвоил деньги, нарочно выдумав историю с собаками. Обиженный, Александр ушел от колбасника и стал помогать своему деду, работавшему водовозом. Теперь он разносил по городу воду, по копейке за ведро, а вечерами рассказывал, как вкусно пахнут у господ на кухне разные яства, и долго, голодный, не мог заснуть. Дед наконец подыскал ему место дворника у одного купца. Пригожий и сметливый дворник понравился зятю хозяина — инженеру, и тот взял его к себе на шахту прислуживать.

Сразу же шахтеры, ненавидевшие инженера, начали насмехаться и над его служителем. Хотя на Александре теперь были начищенные сапоги, белый воротничок, даже медное кольцо на правой руке, девушки все же предпочитали гулять с оборванными и замусоленными коногонами, а не с ним. Это очень обижало Александра, и он начал стыдиться своего положения. Случай помог ему устроиться на этой же шахте в мастерскую, а вскоре он снова переехал в Луганск и поступил на завод Гартмана…

Все это пришло на память Александру, пока он со своими хлопцами поджидал в условном месте «гостей». С опушки леса село Макаров Яр было видно как на ладони. По площади, где стояла церковь и памятник «царю-освободителю», бродили люди. Возле волостного правления на ступеньках сидели хуторяне. К помещичьему подворью, напротив волостного правления, подъехал запряженный парой лошадей фаэтон. Взбитая копытами пыль стояла высоким столбом, закрывая весь дом.

— Видать, земский начальник приехал, — сказал Федька Кривосын.

У земского начальника Филатова, женатого на дочери Ильенкова, были в Макаровоярской волости свои большие имения.

— А наши, видно, не приедут, — сказал Александр, взглянув из-под ладони на солнце, — оно стояло уже высоко над головой. — Народ только взбудоражили.

Как раз в это время к волостному правлению быстро подъехали на велосипедах двое людей. Следом за ними скакал пристав с конными стражниками. Один велосипедист успел вскочить в правление, другого стражник догнал у самого крыльца, и велосипед жалобно зазвенел под лошадиными копытами.

— Ты кто таков? — прошипел пристав, обозленный тем, что прозевал велосипедистов на дороге, где он выставил засаду.

Запыхавшийся велосипедист поднялся на ноги и, нахмурившись, ответил:

— Рабочий! — Это был Иван Пархоменко. — Что же, уж и домой нельзя ездить? — спросил он сердито и увидел прямо перед глазами револьвер. Иван схватил коня за уздечку и одновременно отшатнулся в другую сторону: пуля пролетела у самого его уха и попала в шину велосипеда, из нее с шипеньем вырвался воздух.

Пристав выстрелил три раза, и каждый раз морда лошади спасала Ивана. На выстрелы начали сбегаться крестьяне, но стражники встречали их нагайками. Однако в четвертый раз выстрелить приставу не дали. Чья-то рука изо всей силы рванула его за шашку. Он опешил, увидев себя и стражников в тесном кольце возбужденных, с горящими злобой глазами мужиков с кольями и вилами в руках.

Пристав еще больше оторопел, когда увидел группу вооруженных парней. Впереди, с револьвером в руке, бежал Александр. Его отряд взял стражников в кольцо. Александр подошел к приставу и насмешливо сказал:

— Точка! Будет тебе играться. Тоже мне кабардинец! Снимай оружие и ступай к черту в пекло!

То же самое на все лады кричали крестьяне, а один даже подпрыгнул и ловко вырвал из рук пристава револьвер. Пристав растерялся: его уже начали толкать, и он, сжав зубы, снял через голову шашку и швырнул на землю.

— Вот так бы и давно. Все сдавайте оружие и убирайтесь ко всем чертям! — торжествовали крестьяне.