Голубые эшелоны - [41]

— Что он тебе так страшен? Я его могу в кулаке раздавить.

Снова прицелился, но теперь уже так, как ему показывал Бондарь. Пуля пробила дырочку возле кружка, обведенного чернилами, последняя легла рядом. Теперь он знал, как целиться, и передал револьвер другому, нетерпеливо ожидавшему своей очереди.

После стрельбы и изучения устройства бомбы начальник отряда стал показывать, как строить баррикады, потом — как охранять трибуну, отбиваться от полиции, как вести встречный бой. Все это могло понадобиться в любой момент, и Александру предстояло обучать еще и свой десяток. Как обращаться с полицией, он знал твердо: в любом случае ее нужно бить смертным боем, так же как и черную сотню. Еще в январе он показал черносотенцам несколько приемов «встречного боя»: Тогда рабочие провели на улицах Луганска демонстрацию протеста против Кровавого воскресенья. Впереди колонны несли красное знамя. На Казанской улице колонну встретила толпа черносотенцев с дубинками и бросилась на рабочих. Демонстранты смешались, начали было разбегаться. Александр шел в первых рядах. Выше других на целую голову, он издали увидел, как толстый торговец с толкучки вырвал у молодого парня красный флаг, швырнул его на снег и начал топтать. Александр раздвинул локтями соседей, поднял с мостовой поломанное древко и огрел им торговца по затылку. Другого он ударил по ногам, а третий от одного вида Александра, не оглядываясь, побежал в переулок. Другие рабочие тоже начали засучивать рукава. Тогда Александр поднял красное знамя над головой и во весь голос закричал: «Вперед, товарищи, за правое дело!»

Демонстранты снова собрались и двинулись дальше.

— Это был встречный бой, я так думаю, — сказал Александр, — ну, а ночного еще не пробовал. Разве только на Каменном Броде! Так ведь то из-за девчат. Пришли как-то Рыжов Ванька и Калновский Федя, ну мы и застукали их. Раз так, мол, лезьте, голубчики, на забор, пойте петухом! Спели. А теперь, голубчики, поползайте в пыли. Чтобы знали, как заигрывать с нашими…

Ворошилов стоял в стороне. Заметив, что он только сжал губы, в то время, как другие весело смеялись, Александр растерялся и оборвал на полуслове.

— Хорошо ты агитацию проводишь, — покачал головой Ворошилов. — Этих хлопцев давно уже в партию втянуть надо, а ты гоняешь их, как соленых зайцев.

— Я ж агитировал потом, — пробормотал обескураженный Александр. — Вот, ей-ей! Спросите Гусарева, разве я не говорил им про «Царскую казну и народный карман»?

Все громко захохотали, и Пархоменко еще больше смутился.

Тень упала уже на всю поляну, сильнее запахли цветы, и в кустах защелкал соловей. Кто-то вспомнил, что на одиннадцать часов вечера в Александровском овраге назначена массовка. Решили идти туда прямо со стрельбища, а пока что потолковать об этой самой книжечке — «Царская казна и народный карман». Сейчас она ходила по рукам рабочих и вызывала много вопросов.

— Вот есть еще такая книжка — «Царь-последыш», — осмелев, сказал Александр. — Я только не совсем разобрал, в чем там толк.

Ворошилов сел в середине кружка, достал из бокового кармана потертую уже газетку — сверху на ней стоял заголовок, напечатанный мелкими латинскими буквами, а чуть пониже большими, по-русски: «Вперед» — и, разворачивая ее, сказал:

— Об этих книжках поговорим в другой раз, а сейчас послушайте про «Самодержавие и пролетариат»: наверно, товарищ Ленин писал.

Когда на небе зажглись первые звезды, рабочие по одному, по двое направились к Александровскому оврагу.

Еще совсем недавно на массовки собиралось не больше пятидесяти человек. Этой ночью собралось не менее пятисот. В овраге уже совсем стемнело, и различить друг друга можно было разве лишь по голосу. Многие попали сюда впервые, добирались кручеными тропками, и чуть ли не на каждом повороте у них спрашивали пароль. Оказавшись в глубоком овраге, где стояла настороженная тишина, все начинали говорить шепотом, чувствовали себя как бы в заколдованном кругу.

— Лавруша, — услышал Пархоменко знакомый голос Ворошилова, — не отходи, держись ближе к середине.

— Будешь выступать? Хорошо, только жару надо побольше.

— А разве что не так?

— Да этот нудно говорит. А народ сколько верст сюда топал!

Говорил, будто резину жевал, профессиональный оратор Сергей, но его почти никто не слушал. Потом в темноте раздался голос Ворошилова, и все сразу повернули головы в его сторону. Послышались голоса: «Володя выступает, тише!» Ворошилов сразу заговорил о революции, о том, что она уже назревает и что необходимо готовиться. Надо учиться руководить массами и не забывать, что во время революции массы должны быть вооружены.

— А раз будет своя вооруженная сила, надо иметь и своих командиров, — он говорил вполголоса, и в темноте казалось, что это говорит кто-то издали. Когда он окончил, послышался голос Кума:

— Вот мы тебя и назначим красным генералом!

— Какой из меня к черту генерал, — ответил Ворошилов. — Я в военных делах ничего не смыслю. Подумайте, товарищи!

«А в кепку, вишь, все пять пуль всадил», — с завистью подумал Александр.

Кто-то начал декламировать: «Пора, терпенью есть предел», потом несколько человек тихо запели: «Вихри враждебные веют над нами», и начали расходиться по домам. Песню знали еще немногие, большинство мурлыкало ее без слов, но петь хотелось всем.