Голубые эшелоны - [39]
Настоящее имя парня в островерхой шапке было Александр Пархоменко, Лаврушей его звали только в подполье.
— Ты мотор сможешь остановить? — нарушив долгое молчание, охрипшим голосом спросил Ворошилов.
Александр с готовностью и словно извиняясь ответил:
— Не пробовал.
— Завтра тебе покажут, а вечером зайдешь в парикмахерскую, возьмешь листовки, и чтоб перед началом смены были в каждом ящике.
— Решили. На когда?
— На третье! А теперь будь здоров. — Он пожал руку. — Ты что, замерз? Дрожишь, как цуцик. Спокойной ночи!
Александр не отпускал его руку.
— И те согласились?
— Меньшевики? Нас было больше.
— А я уж решил: не согласятся, пойду в их лавочку, сковырну гадов бомбой — и точка! Чтоб не возиться больше с ними.
— Здоров! А ну-ка пройдем чуть подальше. Ну хорошо, допустим, ты сковырнешь какую-нибудь там четверку из них, а остальные поднимут шум на весь мир: «Большевики не лучше эсеров». Додумался! Этих слизняков нужно бить фактами, а не делать из них мучеников. Они только того и желают, а ты покажи рабочим их существо, чем они дышат, о чем думают, а не бомбами.
Возле переезда распрощались. При свете фонаря Александр уловил на строгом лице Ворошилова укоризненную улыбку и обескураженно заскреб под шапкой: вот и это не в лад, а как можно бить меньшевиков словами, еще не знал. Он совсем сдвинул шапку на затылок и повернул к себе домой, на Конюшенную улицу. «Ну, ничего, Лавруша еще покажет себя!» — вдруг крикнул он на всю улицу и оглянулся на переезд, но Ворошилова там уже не было, колыхалась только тень от столба.
В феврале 1905 года на заводе Гартмана все еще не стихали волнения, вызванные расстрелом рабочих перед царским дворцом. Причины, которые вывели тысячи трудящихся на Александровскую площадь в Петербурге, были теми же, что и в Луганске, и о них говорили все чаще и чаще.
Не находя никакого выхода, рабочие глухо волновались. Встревоженная администрация усилила наблюдение, а третьего февраля даже выставила на подходах к заводу и возле цехов полицию.
Никто из посторонних не мог пройти незамеченным мимо полицейских, они проверяли каждого входящего. Даже свои рабочие не могли пронести на завод ничего, кроме завтрака.
Заметив полицию, рабочие шли к цехам нахмуренные и красноречиво переглядывались.
Возле верстаков они долго скручивали цигарки, не спеша приступать к работе, как будто ждали появления какого-то вестника.
Гнетущую тишину в механической мастерской нарушил коренастый слесарь в железных очках на кончике сизого носа. Слесарь полез в свой ящик за инструментом, а вытащил оттуда белую бумажку. Поднес ее к носу и, словно обжегшись, бросил обратно.
Оглянувшись вокруг, слесарь встретился с растерянным взглядом соседа.
— И у тебя? — спросил он шепотом.
— А у тебя тоже?
— Когда же она сюда попала? Ведь полиция стоит.
— Прокламация! — уже во весь голос кричал кто-то в другом конце мастерской. — К нам, к рабочим завода Гартмана!
Листовки забелели, как носовые платки, почти у каждого в руках. Теперь уже спокойно достал свою и слесарь в железных очках и принялся читать, шевеля губами, как кролик. Читали все, в мастерской стоял шум, похожий на шелест сухих листьев. Слесарь в железных очках взглянул исподлобья на своего соседа.
— Куда хватили — увеличить заработок на целых двадцать процентов! Хоть бы на десять. И восьмичасовой рабочий день!
— И правильно. И обращение чтобы было повежливей.
— А я разве против, только кто на это согласится!
В мастерскую вошел вальцовщик из ночной смены. Увидев прокламации, попросил дать ему посмотреть.
— Да их и там уже полон цех, — сказал другой, вошедший вслед за ним. — Какой-то парень стал у ворот, прямо под носом у городового, и только фьюить — как сквозняк подхватил листочки и понес в цех. Городовой, как коршун, за ними, а парнишка побежал к другим воротам, бросил еще одну пачку прокламаций и словно сквозь землю провалился.
В мастерскую вбежал запыхавшийся Александр. Рассказчик вытаращил глаза.
— Это не ты случаем? Шапка такая же.
Александр вместо ответа крикнул:
— Читали? Значит, будем бросать работу или как?
— А может, это Япония подкупила? — спросил кто-то несмело. — Чтобы паровозов у нас не хватило.
— Еще что выдумаешь, — буркнул старый слесарь в железных очках. — Тут, если говорить, другое страшно: а что, как увольнять начнут?
Вокруг слесаря уже собралась толпа возбужденных рабочих, все старались перекричать друг друга.
— Неужто и дальше терпеть? Не осточертели еще штрафы? Даже умыться после работы негде. Все шестнадцать пунктов правильно записаны!
— Конечно, правильно, — согласился старый слесарь. — Вот только не вмешивали бы сюда политику. Видишь, тут про свободы всякие понаписали и про народных представителей. А раз политика, тут уже надо характер иметь. — И он незаметно включил мотор. В другом конце пролета тоже загудели машины.
— Глухари чертовы! — выругался Александр и сам взялся за резец, но только для виду — чтобы выждать, пока его старший брат Иван, также работавший в этой мастерской, не подаст ему условный знак.
Ивана он заметил в пролете ровно в полдень. Брат кивнул на моторы. Александр и еще несколько молодых парней тут же исчезли, и через какую-нибудь минуту все моторы остановились. Тогда Александр тоже вышел в проход, сбил шапку на затылок и крикнул:
Роман "Клокотала Украина" - эпическое полотно о подготовке и первом этапе освободительной войны украинского народа против польской шляхты в середине XVII столетия. В романе представлена широкая картина событий бурного десятилетия 1638-1648 годов. Автор показывает, как в украинских народных массах созрела идея восстания против гнета польской шляхты и католической церкви, как возникла и укрепилась в народном сознании идея воссоединения с братским русским народом и как, наконец, загремели первые громы восстания, вскоре превратившегося в грандиозную по тому времени войну.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».