Голубые дьяволы - [51]

Шрифт
Интервал

Колька оказался мальчишкой лет двенадцати. Он не удивился приходу советских бойцов, только обрадовался страшно.

— Вот бы им с тыла ударить! — помечтал он вслух, но, пересчитав мысленно силы «своих», понял, что для такой операции шестерых красноармейцев маловато. — Вы разведчики? — сообразил он сразу.

— Разведчики, — не посчитал нужным скрывать Федосеев и взял мальчика за плечо. — Расскажи–ка Коля, что ты видел в городе.

Коля понимающе кивнул лохматой головой. Глаза его блестели в ночной темноте от крайнего возбуждения. Подумать только, вчера он передавал оружие партизанам, а сегодня дает нашим разведчикам сведения о силах и расположении врага. Минька Калашников при встрече умрет от зависти. Да и остальные пацаны тоже.

— Так вот, значит… — зашептал он, усаживаясь на порог рядом с командиром разведчиков. — Вы рощу нашу знаете? Справа от города, возле Терека? Так вот в ней танков и броневиков считать не пересчитать. И на Коске тоже в кустах стоят замаскированные.

— Ну, сколько хоть приблизительно? — спросил Федосеев.

— Да сто или двести. Эх, если б я знал такое дело, да я бы все их пересчитал. Вы завтра приходите, я вам/ точно скажу.

— А еще что видел?

— Еще в сквере возле второй школы, ну что недалеко от базара, танков целая куча и машин всяких. А в самой школе, видать, штаб ихний. Какие–то в блестящих плащах и охрана — будь спок: кругом с автоматами часовые и собаки–овчарки.

— Завтра с утра на цепь посажу, как тую собаку, попробуй тогда убеги из дому, — проворчала стоящая у двери мать.

— Коля–геройский парень, и я ему от имени нашего командования выношу благодарность за ценные сведения, — обернулся к ней Федосеев. — Ну, что еще видел, юный разведчик? — вновь обратился он к Кольке.

— Партизан.

— Чего? — удивился Федосеев. — Какие тут партизаны?

— Век свободы не видать, — побожился Колька, чиркнув у себя под бородой большим пальцем руки. — В бурунах отряд организован, «Терек» называется. Я им винтовки поотдавал, что с пацанами насобирал возле бронепоезда. Вчера приезжали на подводе, забрали. И пулемет ручной с дисками. Товарищ командир, — голос у Кольки дрогнул, — а мне можно с вами?

— Нельзя, — отрезал, не раздумывая, командир, словно с минуты на минуту ждал такой просьбы, и затем спросил более мягким голосом: — Чего ж с партизанами не ушел?

— Они тоже сказали «нельзя», — вздохнул мальчишка.

— Сиди уж, вояка, — шлепнула мать ладонью по затылку. — Хватит мне того, что от батьки нет никаких вестей.

— Спасибо, хозяюшка, — поднялся с порожка старший группы и закинул за плечо автомат. — Как звать–то хоть вас, добрая душа?

— Анной Ивановной величают.

— До свидания, Анна Ивановна. Вернемся — рассчитаемся за молочко–то.

— Вы лучше с немцами рассчитайтесь поскорее. Налетели, как саранча, все под метлу гребут. И людей, — как в старину, на столбах да на деревьях вешают ни за что ни про что. Вон у Ксении Городецкой шестеро раненых лежат в сарае. Ну, как нагрянут немцы…

— Какие раненые?

— Известно какие: наши, советские. Такие же, как у вас, синие косячки на воротниках. Спасибо Марусе–фельдшерице, раны им перевязывает. Охо–хо–хо… Ну, идите, сыночки. Помоги вам бог собраться с силой да турнуть его отсель, проклятого.


Убедившись, что группа в суматохе боя разделилась надвое, старший лейтенант Зуев взял на себя командование оставшейся половиной.

— Вот что, товарищи, — сказал он запыхавшимся спутникам, очутившись после продолжительного бега в чаще терского леса, — главная наша задача — захватить «языка». Но если мы будем бегать, высунув собственные языки, от каждой пулеметной очереди, то вряд ли нам удастся выполнить задание командования.

— Мы сейчас находимся, по всей видимости, между Моздоком и станицей Павлодольской. Слышите, петухи поют? — продолжал Зуев. — На рассвете пойдем туда, а сейчас всем спать, кроме часового.

Едва начало сереть между деревьями, разведчики были на ногах. Наскоро закусили консервированной тушенкой, покурили.

— Идем по двое, с интервалом пятьдесят метров, — начал было Зуев, беря автомат в руки, но в это время в кустах со стороны опушки послышались чьи–то шаги и тяжелые вздохи. Разведчики оттянули затворы автоматов, приготовились к любой неожиданности. Вскоре между кустами показалась корова, которую погоняла веткой босоногая казачка.

— Ой! — вскрикнула казачка, увидев направленные на нее автоматы. Корова, вылупив глаза на пятнистые, зеленые чудовища, дико всхрапнула и шарахнулась в сторону.

— Тихо! — поднял палец Зуев. — Ты что, сроду военных не видела?

Казачка облегченно вздохнула, с радостным изумлением заскользила глазами по ухмыляющимся лицам красноармейцев.

— Вы,должно, с той стороны? — сказала задрожавшим от волнения голосом.

На вид ей было лет двадцать. Стройная, сероглазая, из–под платка так и рвутся на волю темные кудри.

— Вот бы у такой пирожков покушать, — шепнул своему второму номеру Поздняков.

— Хороша, шешер ее забери, — отозвался Андропов.

Девушка сообщила разведчикам о том, что около их станицы немцы навезли в лес много железных лодок и что уже два дня подряд ездит на берег на мотоцикле какой–то важный немецкий начальник, не то полковник, не то генерал. Всегда в одно и то же время. Его сопровождают офицеры. Они ходят по берегу и проверяют дно.


Еще от автора Анатолий Никитич Баранов
Терская коловерть. Книга первая.

Действие первой книги начинается в мрачные годы реакции, наступившей после поражения революции 1905-07 гг. в затерянном в Моздокских степях осетинском хуторе, куда волею судьбы попадает бежавший с каторги большевик Степан Журко, белорус по национальности. На его революционной деятельности и взаимоотношениях с местными жителями и построен сюжет первой книги романа.


Терская коловерть. Книга вторая.

Во второй книге (первая вышла в 1977 г.) читателей снова ожидает встреча с большевиком Степаном, его женой, красавицей Сона, казачкой Ольгой, с бравым джигитом, но злым врагом Советской власти Микалом и т. д. Действие происходит в бурное время 1917-1918гг. В его «коловерти» и оказываются герои романа.


Терская коловерть. Книга третья.

Двадцать пятый год. Несмотря на трудные условия, порожденные военной разрухой, всходят и набирают силу ростки новой жизни. На терском берегу большевиком Тихоном Евсеевичем организована коммуна. Окончивший во Владикавказе курсы электромехаников, Казбек проводит в коммуну электричество. Героям романа приходится вести борьбу с бандой, разоблачать контрреволюционный заговор. Как и в первых двух книгах, они действуют в сложных условиях.


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.