Голубые дьяволы - [50]

Разведчики поднялись, крадучись направились к реке, о близости которой свидетельствовали лягушки. «Сырро! Сырро!» — предупреждали они.

Уже брезжил рассвет, когда разведчики вышли к намеченному участку дороги, соединяющей Моздок с Прохладным. В неглубокой балочке расположились на дневку. Выставили дозорных, наскоро позавтракали и улеглись спать на выгоревший от солнца чабрец. Маскировочные халаты надежно скрывали их от враждебного глаза.

Вечером, после заката солнца, минеры, сопровождаемые двумя разведчиками, поползли к дороге. Поздняков лег за пулемет, готовый в случае чего прикрыть товарищей. Остальные разведчики так же приготовили оружие к бою. Но все обошлось благополучно. Заложив мины, подрывники вернулись в балку и вместе со всеми стали ждать появления неприятельского транспорта.

Первым показался бронетранспортер с отделением автоматчиков на борту. Один из них лихо наяривал на губной гармонике популярную в немецкой армии песенку «Лили Марлен». За бронетранспортером, на некотором отдалении двигался кортеж легковых машин. Гул моторов все ближе, ближе. Сейчас броневик наскочит на мину и… Но он пропылил мимо, словно на дороге лежали не мины, а абрикосовые косточки. Следом так же невредимо прошли машины: одна, вторая, третья… Что за дьявольщина? Неужели минеры второпях забыли вложить в тол детонаторы? И в это мгновенье на дороге грохнуло. Третья машина вздыбилась в облаке огня и дыма. От нее во все стороны полетели куски обшивки и какие–то листы бумаги. Молодцы минеры! Угадали в самую середку. Машина марки «хорх», комфортабельная, в таких только крупное начальство ездит. Идущие следом «оппель–капитаны» остановились, из машин выскочили офицеры и, размахивая руками, с криками бросились к пострадавшему «хорху». Передние машины тоже затормозили и, развернувшись, направились по обочине к месту происшествия.

— Гершафтен! [4] — кричал офицер в черной эсэсовской форме, вытаскивая в оторванную взрывом дверцу пострадавшей машины безжизненное тело какого–то военного и призывая, по всей видимости, на помощь.

Лейтенант Федосеев тронул за плечо Позднякова:

— Давай, Ваня…

Длинная пулеметная очередь заглушила крики немцев. К ней присоединились отрывистые очереди автоматов разведчиков. Над двумя «оппелями» заплясали языки пламени. Из них вываливались обезумевшие от страха офицеры и на бегу вскакивали в уцелевшие машины.

— Вперед! — крикнул Федосеев и побежал к дороге, по которой, дико воя моторами, машины уходили на предельной скорости. Нужно захватить какого–нибудь раненого офицера.

Но впереди послышался мотоциклетный треск, и из клуба пыли выскочила целая колонна вооруженных пулеметами «цюндапов». С этими шутки плохи. Федосеев дал команду отходить к кукурузному полю. И вовремя: сбоку заурчали две танкетки, стремясь отрезать бегущих разведчиков от спасительных зарослей. В сгущающейся темноте замелькали красноватые строчки трассирующих пуль.

Ни мотоциклисты, ни танкетки в кукурузу идти не решились. Построчив по ней из пулеметов, они вернулись к дороге. Разведчики же наоборот не решились из нее выйти. Они бежали по хрустящим «джунглям», пока старшему группы не пришло наконец в голову остановиться и пересчитать подчиненных.

— А где остальные? — спросил Федосеев, переводя дух после вынужденного марш–броска и не видя перед собой большинства разведчиков.

Стоявший ближе всех к командиру роты Борис Жиров пожал плечами:

— Наверно, к Тереку рванули.

— Вот черт! Где же их теперь искать? — ругнулся Федосеев. И вынул из кармана кисет.

Пока курили, думал, как быть дальше, в какую податься сторону. Решил идти в сторону кирпичного завода, до него недалеко отсюда и стоит он на отшибе от города. Нужно поговорить с местными жителями.

К заводскому поселку добрались без происшествий. В нем — ни огонька. Ставни домов закрыты, за ними не слышно человеческих голосов. Только брешут во дворах собаки: не научились еще отличать своих от незваных пришельцев.

Федосеев постучал в ставню саманного домика, из него очень скоро вышла хозяйка, спросила, кого это в такое лихое время по ночам носит.

— Своих, мамаша, — ответил шепотом Федосеев, подходя к калитке. — Немцы в поселке есть?

— Мать моя родная! — ахнула женщина, выходя из калитки к ночным гостям. — Да откуда же вы взялись? Ай от своих отбились? Наши–то за Тереком.

— Немцы, спрашиваю, есть? — повторил вопрос Федосеев.

— Нет, родненькие вы мои, нет, они все в Моздоке больше, — перешла на шепот и женщина. — Днем, правда, приезжали, поросят, гусей постреляли и снова в город укатили. Да что же вы стоите на улице? Заходите в хату, я вам хоть молочка дам.

Разведчики зашли во двор. Только Жиров остался у открытой калитки. На всякий случай.

— Много немцев в городе? — спросил Федосеев, садясь на порожек и отхлебывая молоко из кружки.

— А чума его знает, — вздохнула гостеприимная хозяйка. — Каждый день едут и едут на машинах да на танках с Русского хутора и с Прохладного тож. Это вы у моего Кольки спросите, он, чертенок, там сегодня с самого утра пропадал. Верите, до того изболелась его дожидаючи, что даже за вихры не оттаскала, когда вернулся вечером. Сейчас я его разбужу.