Голубой уголь - [5]
Ковров прибавил шагу и, поравнявшись, пошел рядом.
— А ты, брат, не поддавайся фантазии. В наших условиях это опасно. Ну, скоро дойдем до бассейна?
— А вот, кажется, за этим поворотом.
Он завернул за угол, и, как и в первую разведку, оба зажмурились от солнечного света и нестерпимого блеска снега и льда.
— Хорошо, что мы «консервы» захватили, — сказал Ковров.
Жмурясь, они надели «консервы» — очки с темными стеклами — и тут увидели нечто поразительное, что сразу изменило их настроение. Ледяные дорожки, буквой «П» окаймлявшие воду, были почти сплошь покрыты темными блестящими телами тюленей. Механики остановились, как зачарованные.
Ледяные припаи были почти сплошь покрыты телами тюленей.
— Сколько здесь тонн жизни, нашей жизни! и работы! Ведь это все запасы энергии… — проговорил, наконец, Комлинский. — Но довольно поэзии, терять время зря не будем. Давай транспортируем часть энергии в кладовую. Говорят, это не так трудно. Возьмем ближнюю группу — она ни отлете, и остальное стадо едва ли заметит, если мы угоним ее. Там около двадцати тюленей, так ведь?.. Ты зайдешь слева, я — справа, и погоним потихоньку.
Тюлени не обращали никакого внимания на людей. Когда Ковров с Комлинским обошли намеченную группу и стали подгонять тюленей мотыгами, остальные не пошевельнулись даже, точно ничего особенного не произошло.
Потревоженные легкими толчками, тюлени пытались сперва уползти к воде, но удары мотыг заставили их повернуть обратно.
Сталкиваясь друг с другом, они тесным стадом продвигались вперед.
— Как будто улитки, — смеялся Комлинский. Действительно, двигающиеся тюлени издали напоминали гигантских улиток или гусениц. Во всяком случае двигались они как настоящие гусеницы. Они прижимались грудью ко льду, выгибались горбом, подтягивая вперед задний конец тела, и потом, упершись им в лед, распрямляли передний конец, выбрасывая его вперед.
В ледяной комнате во время отсутствия разведчиков успели приладил! одну дверь и уже примеряли вторую.
— Ну, вот, теперь ни одна пожарная комиссия не придерётся: из каждой комнаты по две двери наружу, — говорил Алфеев, помогая Деревяшкину укрепить дверную раму.
— А что же это наши механики запропали? Не случилось ли чего с ними. Больше трех часов ведь как ушли, — сказал Алфеев.
Бураков, привинчивавший петли к двери, поднял голову.
— Ну, что ж такого, — что три часа. Туда километра два. Час туда, час — назад, час…
— Да вот они идут! — перебил Алфеев, — Братцы! Смотрите, что это у них такое? Не пойму никак.
Все трое бросили работу.
— Лодку что ли нашли? — Сказал Деревяшкин, приставляя руку козырьком к глазам.
— Тоже придумает. Откуда еще лодка? — огрызнулся Алфеев, — Там, где вода, непременно и лодка должна быть?
— Идем навстречу, — предложил Бураков. — Что бы они не нашли, а толкать перед собой эту штуку верно нелегко…
Они побежали навстречу темной колыхавшейся массе, двигавшейся впереди Коврова и Комлинского.
— Эй! Что там у вас? — крикнул Деревяшкин.
— Э-го-го! — звонко ответил Комлинский. — Гостей ведем! Гостей!
Эхо подхватило его крик.
Появление механиков вызвало такой бурный восторг, что за несколько минут эхо в ущелье поработало, вероятно, больше, чем в течение нескольких столетий до этого. Однако восторженный прием нисколько не изменил печальной участи, ожидавшей «гостей». Туши их тут же начали свежевать. Так как никто не умел этого делать как следует, то провозились довольно долго. Несколько туш пришлось даже сложить в кладовую неразделанными.
III. Закон сохранения энергии
В импровизированном лазарете было тревожно. Рюмин, как сиделка, выбыл из строя. Жуков и Осинский обессилели и впали в уныние. Закутанный в одеяло Марин настойчиво порывался освободиться и требовал «допустить его к управлению дирижаблем, так как иначе все погибнут». Степанов тоже бредил, бессвязно бормоча что-то непонятное; язык его не слушался, лицо горело и, накрытый несколькими одеялами, он все же трясся в ознобе.
Когда в лазарет ввалились вернувшиеся с работы — возбужденные, с радостными вестями — разница в настроении здоровых и больных начала быстро сглаживаться. Два физических тела разной температуры, приведенные в соприкосновение друг с другом, производят обмен теплом до тех пор, пока температура у обоих не станет одинаковой. Так и две группы узников ледяной тюрьмы в несколько минут незаметно приведи к одному среднему уровню свои настроения, которые формировались у каждой группы раздельно в течение нескольких часов.
Пришедшие сразу сбавили мажорный тон первых шумных восклицаний и впитали в себя часть озабоченности больных санитаров, а последние заразились бодростью и радостным возбуждением пришедших. Особенное впечатление произвели трофеи, которыми потрясал, высоко подняв над головой руки, Деревяшкин — свежие тюленьи печёнки.
Пришедшие быстро распределили между собой работу: Бураков и Ковров взялись за больных, а Деревяшкин энергично принялся за приготовление печёнок. О плодотворности его трудов красноречивее всяких слов свидетельствовал запах; разносившийся из кастрюли. Но Деревяшкин при всем своем желании не мог оставаться безмолвным более пяти минут. Поэтому он, ни к кому в частности не обращаясь, живописно комментировал ход своих кулинарных операций, что вместе с ароматом кухни производило чрезмерную обработку аппетита аудитории. Комлинский с Алфеевым, взявшие на свою долю труд по информированию обитателей лазарета о событиях дня, вначале повествовали с большим жаром. Но вскоре оба докладчика вынуждены были признать, что конкурировать с Деревяшкиным, несмотря на животрепещущий интерес сообщаемых ими подробностей охоты, они в настоящий момент не могут. Первым сдался Алфеев.
