Голубой cвет - [11]

Блоха. Боишься…

Лени. Нет -

Блоха. Нет боишься! Потому что это опасно.

Лени. Нет!

Блоха. Ты чувствуешь это, Лени. Это — опасность.

Лени. Отпусти меня…

Она вырывается. Отворачивается от него.

Блоха. Ты играешь с огнем. И ты не можешь закрывать на это глаза. Ты знаешь, что говорят люди. О нем. О нем и о тебе.

Лени. Да как ты смеешь -

Блоха. Ты слышала, что он говорит. И что он предлагает.

Лени. Нет.

Блоха. Люди уезжают. Ланг. Пабст. Дитрих. Знаешь, почему?

Лени. Я не хочу этого слышать.

Блоха. Не обманывай себя.

Лени. То, что он говорит, не имеет ко мне никакого отношения Я художник, а не политик.

Блоха. Да. Ты художник, Лени. Не дай им использовать себя.

Она дает ему пощечину. Некоторое время он смотрит на нее. Затем поворачивается, чтобы уйти.

Лени. Ты такой же, как и все. Ты ревнуешь. Ты ревнуешь, что он выбрал меня. А не тебя. Ты такой же, как Фанк. Как и все остальные. Для тебя я всегда буду только актрисой, подругой, любовницей,…но не режиссером.

Он уходит.

Ты мне не нужен. Мне никто из вас не нужен. Я все сделаю сама.

Что-то меняется. Она поворачивается к зрителям.

Появляется Гитлер. Съезд.

Я выпустила на них волну. Это было настоящее цунами великолепно построенных рядами людей. Безупречных. Зловещих. Священных. Офицеры СС и СА были построены в четкие колонны так, как я это видела в своем воображении. Я приказывала им. И они точно выполняли мои приказы. Я выровняла флаги в одну линию. И знамена. Каждое, до самого последнего. Так как я видела это в моих снах. Ботинки. Руки. Небо.

Я сама придумала кадры, выражавшие экстаз этого съезда. Полная патриотизма старая рыдающая крестьянка. Играющий на барабане мальчишка. Поющий с ученической рвением. Его сверкающие патриотизмом глаза. И сам Гитлер. Я поместила его как бы на кафедру. Я снимала его, стоя в грязи на коленях, на фоне неба. Праведного. Сильного. Напоминающего самого Бога. Освещенного ярким светом святого храма Германии.

Я придумала и поставила каждый кадр. Я сама ездила на операторской тележке. Я сама направляла камеру.

Хорошо это или плохо, но это только мое.

Хорошо это или плохо, но это я сделала мой фильм великолепным. Прекрасным.

И мне его никогда не простят.

Затемнение.

Конец 1 действия

Действие второе

Настоящее время. Офис. Лени смотрит в окно, погруженная в свои мысли. Уставившись на нее, Женщина сидит за столом и смотрит на Лени… Лени оборачивается и замечает выражение лица Женщины.

Лени(Смешавшись). На чем мы остановились?

Женщина. На фашизме. Вы назвали меня и студию, на которую я работаю, фашистами.

Лени. А! Правильно. (Пауза). А вы когда-нибудь снимали фильмы?

Женщина. А что?

Лени. Просто интересно.

Женщина. А что, это обязательно? Как для тех, кто преподает? Что, каждый руководитель студии обязательно должен быть неудавшимся кинорежиссером?

Лени. Ну, уж мне-то не рассказывайте.

Пауза.

Женщина. Я сняла несколько короткометражек и один полнометражный художественный.

Лени. Про что?

Женщина. Мой художественный? Почему мы вдруг начали говорить о моей неудавшейся кинокарьере?

Лени. Ага… значит неудавшейся…

Женщина. Только не технически. Он был тиражирован. Люди его видели. Ну, некоторые… а при чем тут все это? Почему мы говорим обо мне?

Лени. Думаю, что мне просто хотелось понять, на чем вы стоите.

Женщина. Ни на чем я не стою. Я сняла несколько фильмов. А теперь не снимаю. Ко мне обращаются. Я слушаю их просьбы. Я разыскиваю тех, которых, как мне кажется я смогу провести сквозь систему, практически вывести их в мир. Это так просто.

Лени. Совсем это не так просто.

Пауза

Женщина. Вы правы. Ничто не бывает просто.

Пауза. Женщина раздумывает.

Женщина. Вы могли бы сделать еще один фильм. Вы бы могли все изменить. Если бы вы просто извинились.

Лени. Что нужно людям от меня? Извиниться за то, что я родилась?

Женщина. Они хотят, чтобы вы признали, что ваша карьера была для вас, черт побери, важнее того, что, как вы прекрасно знали, происходило в то время.

Лени. Ах, вот, наконец-то это то, -

Женщина. Чтобы вы согласились с тем, что вы приняли такое решение —

Лени. - что вы хотели сказать все утро.

Женщина. - потому, что вы хотели снимать фильмы, потому что вы хотели стать кинорежиссером. Это некрасивая, но это правда, так?

Лени. Нет…

Женщина. Это так.

Лени. Нет.

Женщина. Хотите верьте, хотите нет, но я думаю, что люди поймут. Особенно в этом городе. Мы ведь стали гражданским обществом? Мы же ушли от колониализма, рабства, лагерей и пришли к чему-то другому, как его не назови. Восстановление… компенсация… правда…примирение…Мы понимаем ваше решение, потому то оно человеческое. Мы все принимаем решения, о которых потом сожалеем, понимая, что они были неправильными.

Лени. Неправильными. Понятно. А что такого неправильного в моих фильмах? Вы изучали мои документальные фильмы в школе кинематографии? Если они такие неправильные, тогда почему же вы их изучали? О, да, вы правы. Потому что в те годы, кода они были сняты, люди говорили, что это были лучшие в мире фильмы. Потому что ничего неправильного в них не было. А то, что общество эволюционировало, как вы говорите, и люди теперь смотрят на некоторые вещи по-другому, не меняет самого факта. Какой кадр вы бы убрали? Какую сцену вы бы пересняли, чтобы сделать ее более привлекательной. Извиниться! А если я это сделаю? Вы все равно будете изучать его? Политика приходит и уходит. Политики приходят и уходят. Только искусство остается. Я художник. И вы не сможете сделать из меня ничего другого.