Голубой Берег - [3]

…Тогда он забирается еще глубже в трубу и закрывает глаза, пытаясь заснуть. Но он не может избавиться от мыслей об отце и в конце концов снова выглядывает из трубы. Ночь снаружи стала голубой. В действительности, это уже не ночь, потому что не видно ни дороги, ни горизонта. Скорее это похоже на лазурный берег какого-то моря. Того самого моря, омывающего усталые сны, когда судороги мышц сливаются с воображаемой тревогой…

— Брат Иеронимус, в часовню!

После этих слов отец Дорфус некогорос время молчит. Точно так же было в прошлый раз, когда он вызвал брата Смирру и брага Копсмольда. Потом он продолжает спокойным тоном, как будто обязанность, исполняемая в часовне, ничем не отличается от обычных обязанностей всех остальных членов Ордена. Можно подумать, что никто из братьев не знает, что именно в часовне находится этот Передатчик…

— Неужели это так и произойдет? — спрашивает себя Иероним. — Так легко и быстро, словно это казнь политического преступника, одна из тех официальных экзекуций, насквозь пропитанных духом несправедливости, когда всего лишь через несколько часов после вынесения приговора устраняются лица, мешающие кому-нибудь в правительстве… Но ведь Церковь Экспансии — не испанская инквизиция и не правительство двадцатого века!

Большой общий зал опустел, здесь остались только четверо братьев, предназначенных для служения у алтаря, И Иероним внезапно ощущает себя одиноким жалким изгнанником, словно отец Дорфус осудил его, проклял и вышвырнул в гибельное звездное пространство.

Двигаясь, словно автомат, он направляется в глубь зала, огибая вновь появившийся алтарь. Позади алтаря сдвигается вбок панель, за которой приоткрывается вход в узкий коридор, уходящий в самые недра Станции. Он делает несколько шагов по коридору и останавливается, услышав слабый стук вставшей на место панели. Он в ловушке! В ловушке? Но кому нужна его жизнь?

— Успокойся, — говорит Патриция.

Он только что пришел в себя, вынырнув из головокружительного кошмара, в котором он цеплялся за трубу на краю голубой бесконечности, похожей на далекий голубой берег. У него опять болит рана, и Патриция склоняется над ним, чтобы поправить повязку. Волосы Патриции касаются его лица — ему достаточно чуть приподнять голову, чтобы коснуться губами ее затылка. Он видит белую полоску кожи, поднимающуюся от шеи вверх между косами, и снова ощущает нахлынувшую страсть. Но в этот же момент перед ним возникает картина сражения — на него опять несется виргинский танк, а он не может даже пошевелить ногой. Боевая машина приблизилась почти вплотную, слишком близко, чтобы иметь возможность пустить в ход оружие; в последний момент он заставляет себя сдвинуться с места, быстро отползает в сторону и проваливается в какую-то яму. Снова открывает огонь правительственная артиллерия. Лучи светометов скользят в нескольких сантиметрах над ним, и он безуспешно пытается вжаться в землю. В это мгновение прямо над ним взрывается танк, разбрасывая в ночи раскаленные обломки, и он, оглушенный, но невредимый, лежит среди светящихся красноватым светом кусков металла, и окутывающий его дым наполнен острым горьковатым запахом сгоревшей краски…

…Но ему все же удается спрятаться в трубу, и теперь он следит оттуда за колеблющимся голубоватым светом…

…Призрачный голубоватый свет омывает конец коридора, где он остановился. Свет льется из небольшого иллюминатора. Иероним медленно приближается, думая, что увидит через него звезды, но неожиданно видит нечто напоминающее морское дно. Несколько мгновений ему представляется, что он смотрит на большой аквариум, находящийся рядом с гидропонической оранжереей. Толстые чешуйчатые корни на переднем плане напоминают щупальца, напрягшиеся перед нападением, вцепившись в покрытую мхом почву. Немного дальше тихо покачиваются, словно в струях медленного подводного течения, большие цветы с очень длинными, заостренными на концах лепестками. Он замечает, что через небольшие промежутки времени то один, то другой лепесток резко сокращается, выбрасывая при этом черное семя, плавно опускающееся на замшелую землю. Постепенно Иероним понимает, что видит перед собой не дно большого аквариума, не подводный пейзаж. Эта голубизна не похожа на цвет воды на небольшой глубине. Он замечает, что голубые краски, в которые окрашен пейзаж, становятся все более и более блеклыми по мере того, как привыкают глаза. И в то мгновение, когда он окончательно осознает, что именно находится перед ним, он в ужасе отшатывается, прижимаясь к противоположной стенке коридора и судорожно переводя дыхание. Иллюминатор тут же темнеет, и пейзаж исчезает.

Иероним, несколько ошеломленный, продолжает путь. Теперь до него доносятся совершенно иные звуки — какая-то причудливая разномерная пульсация. Он думает о том, что брат Лезье был прав, когда говорил, что часовня находится в самом сердце Святой Станции, рядом с мощными генераторами, снабжающими энергией Передатчик…

Он доходит до бокового коридора и оборачивается, но голубой свет больше не появляется. В иллюминаторе попрежнему темно. Видна только приоткрытая дверь; сквозь щель просачивается мягкий домашний свет. Коридор обшит планками из светлого дерева. Он возвращается назад и слышит доносящийся из-за двери женский голос, напевающий песенку. Остановившись на пороге, он ничут. ь не удивляется, увидев Патрицию, опустившуюся на колени возле кровати. Он чувствует, как при взгляде на нее в нем просыпается прежняя страсть. Но едва он делает еще несколько шагов вперед, как обстановка слегка меняется. Перед ним Патриция теперь уже не в прозрачной пижаме, а в глухом черном платье. Она оборачивается, и можно видеть, что она плачет.