Голубая звезда - [25]

371

дожил следующую тройку.- Любит вас король треф, а на сердце, да... король червей.

- Это - блондин? - спросила Машура. Христофоров взглянул на нее загадочно. Она не поняла, всерьез это или шутка.

- Да, блондин. Как я.

Он вдруг смутился, положил колоду, взял Машуру за руку.

- Это неправда,- сказал он,- у червонного короля на сердце милая королева, приходящая святочным вечером, при луне. Он поцеловал ей руку.

- Или, может быть, снежная фея, лунное виденье. Машура побледнела и немного откинулась на стуле.

- Может быть, вы исчезнете сейчас, растаете, как внезапно появились,вдруг сказал Христофоров тревожно, тихо и почти с жалобой. Голубые глаза его расширились. Машура смотрела. Странное что-то показалось ей в них.

- Вы безумный,- тихо сказала она.- Я давно заметила. Но это хорошо.

Христофоров потер себе немного лоб.

- Нет, ничего... Вы - конечно, это вы, но и не вы. Они сели на диванчик. Машура положила ему голову на плечо и закрыла глаза. Было тепло, сверчок потрескивал за лежанкой, из окна, золотя ледяные разводы на стекле, ложился лунный свет. Машура ощущала - странная нега, как милый сон, сходила на нее. Все это было немного чудесно.

Христофоров гладил ей руку и изредка целовал в висок.

- Почему мне с вами так хорошо? - шепнула Машура.- Я невеста другого, и почему-то я здесь. Ах, Боже мой!

- Пусть идет все как надо,- ответил Христофоров.

Он вдруг задумался и засмотрелся на нее долго, пристально.

- А? - спросила Машура.

- Вы пришли в мою комнату, Машура, в пустую комнату... И уйдете. Комната останется, как прежде. Я останусь. Без вас. Машура слегка приподнялась.

- Да, но вы... кто же вы, Алексей Петрович? Ведь я этого не знаю. Ничего не знаю.

- Я,- ответил он,- Христофоров, Алексей Петрович Христофоров.

- Все равно, я же должна знать, как вы, что вы... Ах, ну вы же понимаете, что вы мне дороги, а сами всегда говорите... я не понимаю...

Она взяла его за плечи и прямо, упосно посмотрела в глаза.

- Вы мое наваждение. Но я ничего, ничего не понимаю. Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала.

- Прелестная,- шептал Христофоров,- прелестная. Через несколько минут она успокоилась, вздохнула, отерла глаза платочком.

-- Это все сумасшествие, просто полоумие глупой девчонки...

372

Мы друзья, вы славный, милый Алексей Петрович, я ни на что не претендую.

Они сидели молча. Наконец Машура встала.

- Дайте мне шубку. Выйдем. Мне хочется воздуха. Христофоров покорно одел ее, сам оделся. Машура была бледна, тиха. Когда задул он лампу, в голубоватой мгле блеснули на

него влажные, светящиеся глаза.

Они вышли. Тень от дома синела на снегу. Христофоров взял

Машуру под руку, свел с крыльца и сказал:

- Тут у нас есть садик. Хотите взглянуть?

Отворили калитку и вошли в тот небольшой, занесенный снегом уголок кустов, деревьев, дорожек, какие попадаются еще в Москве. В глубине виднелась даже плетеная беседка, обвитая замерзшим, сухим хмелем. Они сели на скамейку.

- Здесь видны ваши любимые звезды.- Машура не подымала головы.

С деревьев на бархат рукава слетали зеленовато- золотистые снежинки. Все полно было тихого сверкания, голубых теней.

- Прямо над домом, вон там,-. сказал Христофоров, указывая рукой,голубая звезда Вега, альфа созвездия Лиры. Она идет к закату.

- Помните,- произнесла Машура,- ту ночь, под Звенигородом, когда мы смотрели тоже на эту звезду и вы сказали, что она ваша, но почему ваша - не ответили.

- Я тогда не мог ответить,- сказал Христофоров,- еще не мог ответить.

- А теперь?

- Теперь,- выговорил он тихо,- время уже другое. Я могу вам сказать. Он помолчал.

- У меня есть вера, быть может, и странная для другого: что эта звезда - моя звезда-покровительница. Я под нею родился. Я ее знаю и люблю. Когда ее вижу, то покоен. Я замечаю ее первой. лишь взгляну на небо. Для меня она - красота, истина, божество. Кроме того, она женщина. И посылает мне свет любви.

Машура закрыла глаза.

- Вот что! Я так и думала.

- В вас,-продолжал Христофоров,-часть ее сиянья. Потому вы мне родная. Потому я это и говорю.

- Погодите,- сказала Машура, псе не открывая глаз, и взяла его за руку.- Помолчите минуту... именно надо помолчать, я сейчас.

Где-то на улице скрипели полозья. Слышно было, как снег хрустел под ногами прохожих. Доносились голоса. Но все это казалось отзвуком другого мира. Здесь же, в алмазной игре снега, его тихом и непрерывном сверкании, в таинственном золоте луны, снежных одеждах дерев, было, правда, наваждение.

Машура медленно поднялась.

373

- Я начинаю понимать,- сказала она тихо.

Она открыла глаза, взгляд ее вначале напоминал лунатика. Понемногу он прояснился. Она опустила плечи, взялась рукой за спинку скамейки.

- Вот теперь будто бы яснее. Она еще помолчала.

- Знаете, мне иногда казалось, что вас забавляет играть... игра в любовь, что ли. В постоянном затрагивании и ускользании... для вас какая-то прелесть. Может быть, жизнь изучаете, что ли, женщину... И я бывала даже оскорблена. Я вас временами не любила.

Христофоров подался вперед, сидел недвижно, глядя на нее.

- Вдруг, именно теперь, в этот вечер, я поняла, что не права. Он? остановилась, как бы захлебнувшись. И продолжала: