Голубая змея - [3]

Как вас зовут? Меня Мания. Ма-ни-я. А вас? (Парень молчит, опустил голову.) У вас какое-то горе? (Парень не шевелится.) Ну посмотрите на меня. Я обычно ни с кем не общаюсь, тем более, сама не знакомлюсь, но вы для меня сделали очень большое дело, я заплачу вам, хотите? (Достает деньги, протягивает парню, тот отводит ее руку.) Возьмите! Пожалуйста! За то, что вы играли! Возьмите! (Настойчиво протягивает деньги, тот мотает головой, мычит.) Вы… немой? (Опускает голову.) А… Вот оно что. (Молчит. Парень берет у нее коробку со змеей, заглядывает внутрь с любопытством, сует туда палец, улыбается, — и снова угрюмый, отдает змею.) Нравится? (Парень пожимает плечами.) Это моя подружка. Единственная. (Молчат.) А у тебя есть подружка? (Парень смущается, улыбается, пожимает плечами.) Давай я буду твоей подружкой? (Берет его руку.) Боишься? (Парень смотрит непонимающе, испуганно.) Как сердце стучит… Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Эх ты. Заяц. Я тебя буду называть Заяц. И гладить. Приятно гладить зайца — он дрожит, думает, сейчас конец ему, глупышу, глаза зажмуривает, страшно. И чувствует тепло от руки. Как это так, понять не может, — сейчас убьют, а самому приятно? Так, Заяц? Подвигайся ближе, погрей меня. (Парень придвигается, Мания обнимает его, он тоже неловко пытается ее обнять, смущается, Мания хохочет. Вдали раздаются крики «Мания! Маня!» Мания хохочет еще громче.) Это я не над тобой, Заяц, не робей. Ищут меня, слышишь? Думают, меня в лесу волки съели или маньяки растерзали. Откуда им знать, что здесь водятся только зайцы. (Молчит.) Надоели они мне. Так хотела вырваться куда-нибудь подальше из Москвы, вот и поехала с ними. А тут Питер не отстает, прилип и все. Любовник мой, Питер, швед. Богатый. Идиот. Взял мою змею и выпустил. Если бы не ты, пропала бы змея. Наверное, на музыку выползла. Чудеса… Поищите меня теперь, покричите. А мы будем сидеть тихо-тихо. Затаимся…Как зайцы. А вы подергайтесь. Ненавижу их… Довольные, сытые, а в глазенках тревога, как бы все не рухнуло однажды в темном переулке. Верка, эта девчонка, жизни радуется… Счастлива, что мужика нашла богатого, красивую жизнь собирается строить. Ничего, скоро надоест, затрясется, как миленькая, что засосало, по-другому уже не умеет, а этот опротивел по самое некуда… Питер — печальный влюбленный, не пойму, действительно что ли, втюрился в меня? Солидный человек, не мальчишка, а ведет себя — просто смешно. Наших мужчин и то проще понять, чем этих… шведов. Хотя какой черт понес Кирилла в такую глушь — непостижимо. Неспроста ведь он сюда свернул… Впрочем, здесь хорошо. Да, Заяц? Можно в меня влюбиться, а? (Заяц кивает, смущается, робко дотрагивается до голубого локона, удивлен.) Свои, не парик. Нравится? (Заяц пожимает плечами, касается губами локона.) Пожалел?.. Тебе-то можно, Заяц, другим нельзя. (Заяц неожиданно берет флейту, играет тихо, нежно, печально.) Жалей, жалей. Легко вам нас пожалеть, это мы никого жалеть не умеем. Мы змеи — вы зайцы. А змея-то как встрепенулась, — ползает в своем домике. Неужели музыка так ее тревожит... (Заяц окончил играть, отложил флейту, снова придвинулся к Мании, разглядывает ее.) Не такая, как все, да? Необыкновенная… Не бойся… Мальчик. Зайчик. (Садится к нему на колени, гладит, тот вдруг встает, указывает испуганно на церковь, мычит.) Ну что ты, глупыш? Звереныш-зайчоныш… Церковь? Это ничего, церкви все равно, она деревянная. (Заяц делает какие-то знаки, Мания не понимает.) Церковь… Тут повенчаться можно, Заяц. Хочешь? Никто не будет знать, только мы с тобой. С тобой можно. Ты на флейте играешь. И змей уважаешь. А еще ты, кажется, единственный, кому я зла не желаю. Значит, нам нужно повенчаться. Знаешь как?.. А вот так: встанем у церкви, обнимемся и, скажем, благослови нас, господи! А теперь поцелуемся, вот так! Вот и повенчались! А теперь пойдем! Туда, за церковь, с той стороны темнее! Неслышно… Чтобы никто нас не заметил. Пойдем, Заяц. (Взявшись за руки, скрываются за церковью.)

Сцена 3

Та же церковь, но теперь уже изнутри, второй этаж — напоминает комнату: все иконы, кресты сняты, стол с лампой, самодельная кровать с тряпьем, полка, опилки… Только маленькие оконца наверху указывают на то, что это не обычный дом.

В комнате В а с и л и й — с удивлением прислушивается к шагам за дверью: кто-то, тяжело дыша, поднимается по лестнице. Дверь распахивается пинком ноги и вваливается жена В а с и л и я, О л ь г а, возбужденная и растрепанная.

ОЛЬГА (отдувается). Ну, насилу добралась, ой, мамочки-родные!

ВАСИЛИЙ. Ты?!

ОЛЬГА. Я!! Не ждал?!

ВАСИЛИИ. Не ждал.

ОЛЬГА. Фу-у, сил моих нет. Вот, значит, где ты обосновался! Сидишь?!

ВАСИЛИ.И Сижу.

ОЛЬГА. Ну сиди, сиди, пока дурь сойдет, сиди.

ВАСИЛИИ. И то сижу.

ОЛЬГА. Живи на здоровье.

ВАСИЛИИ. Живу себе.

ОЛЬГА. Хорошее местечко, нечего сказать! Пока продиралась к тебе по лесу, юбку зацепила, и плечи все мокрые, а страшно, страшно! Идешь, так сердце и ёкает. Ну и угораздило тебя!

ВАСИЛИЙ. Выходит, угораздило.

ОЛЬГА. А что с дураком сделаешь — ничего не сделаешь. Пусть люди смеются, ему — тьфу! В церкви, значит, с Христом-боженькой!