Голубая спецовка - [42]

Раздевалки, время 15.00. Выходит первая смена, мы снимаем спецовки; мимо раздевалок валит в столовую народ: там будет собрание. Приятно видеть такое скопление людей. Идут белые халаты, идут женщины из административного корпуса — у них халаты голубые. Идут синие спецовки, грязные и чистые, идут и болтают, а мы переодеваемся и глядим на эту вереницу — нарочно оставили открытыми все двери. Они распахнуты еще и потому, что стоит жара, безветрие, духота, за окнами заливаются цикады, и мы с грохотом швыряем свои тяжелые башмаки в глубь железных шкафов. Переодевшись, смешиваемся с толпой. Собрание всегда как-то возбуждает. Мы чувствуем, что здесь происходит или готовится что-то очень значительное, и мы, рабочие, ощущаем себя значительными, поскольку участвуем в этом.

Сидел несколько дней назад на террасе, дышал свежим воздухом, как вдруг из темноты послышались неистовые звуки лягушачьего хора. У меня едва слезы не брызнули, так давно я не слышал лягушек. Когда они квакают, все вокруг становится мягким и глубоким. Такое же впечатление простора, бесконечности и загадочности возникает, когда из дальних деревень доносится лай собак. Однако лягушки пели недолго. Поскольку наполненные гнилой водой пилоны раздражали жителей квартала, было решено засыпать их землей — пригнали пять-шесть самосвалов и похоронили пилоны. Кстати, пилонами у нас называют квадратные водоемы, которыми пользуются для поливки огородов. Одни люди поднимают воду из колодца и заливают в пилоны, а другие зачерпывают ее оттуда и льют на грядки.

Нынче утром, когда я работал на токарном, меня укусила оса. Непонятно, откуда она прилетела, как проникла в цех, и тем более непонятно, почему сразу не подохла. Родители посылали меня за водой к источнику; там всегда было полным-полно всевозможных ос, малюсеньких и больших, как вертолеты, желтых и синих. Фонтан кишел осами, но те не кусались: садились осторожно к самой кромке воды или даже на ее поверхность, улетали и вновь возвращались. Приходилось их побеспокоить, когда набирал воду ведерком.

В наше время существует гораздо больше, чем раньше, возможностей узнать, что происходит в мире. Было время, когда «Униту» читали как Евангелие, верили каждому слову. Сегодня же выходят десятки газет, располагающихся еще левее, на радикальных позициях. Занимающийся политикой гражданин становится от чтения этих газет еще более решительным и оголтелым. Кому все равно, тому и дальше будет все равно, что бы он ни читал. Во всяком случае, чтением газет сегодня вопрос не решишь, так как одной газеты недостаточно; чтобы как следует оценить факты, необходимо читать несколько газет. Разумеется, нам должны выделить время, необходимое для чтения и желательно — оплаченное, чтобы поощрить нас, чтобы держать в курсе дела, чтобы повысился качественный уровень жизни в стране. Необходимы удобные и уютные читальные центры, которые посещала бы наиболее активная часть населения.

Изобрели новую игру для богатых — дельтаплан, приспособление, использующее силу ветра. Господа постоянно ищут новых ощущений и мучаются, что бы еще такое изобрести. Рабочие тоже летают. Жаль только, что летают они всего лишь раз в жизни, сорвавшись с лесов или с моста, и больше уже не поднимаются.

Ходят разговоры о переводе группы рабочих в другой разряд; по этому поводу много волнений и пересудов. Профсоюзники, как всегда, молодцы: откопали новое слово для обозначения тех, кто несправедливо киснет в низших разрядах. Отныне и впредь их будут называть «эклатантами». Повышение разряда всегда сопровождается страстями. Утром сегодня один из рабочих, узнав, что ему отказано в повышении, взревел, как буйнопомешанный, и чуть не убил профсоюзника, на которого ему указали как на виновника несостоявшегося повышения; потом принялся исполнять что-то вроде похоронных завываний, потом зверски ругался, потом причитал, словно над подохшим ослом. Наконец, рыдал в полном отчаянии. Во время всего этого представления шпиндель станка вхолостую вертелся, причем с такой скоростью, что в воздухе раздавался свист.

Сегодня утром я, рабочий машиностроительной отрасли, дитя ВИКТа, ИСТа, ИКПТ, племянник ФТМ[15], взявшись за рукоятки токарного станка, почувствовал себя полным дерьмом и принялся орать как сумасшедший, что жить надоело, хочу вновь мотыжить землю, заклинать змей, готовить смеси ядовитых трав, плясать пиццика-пиццика и тарантеллу и таскать козу за хвост.

Сегодня под предлогом жары закрасили все стекла на потолке. Закрасили жутким синим цветом так, чтобы ни капли живого света не дошло до рабочих. Ни капли солнца. Рабочие обязаны пребывать в тени и не должны видеть ни одной зеленой травинки. Тем более мака. Иначе рабочие взбунтуются, и их не сдержать. Пусть даже воробей не прошмыгнет в цех. А я стою тихонько в своем углу, таращу глаза да посмеиваюсь. Где им понять: весну я чую по запаху, нюх у меня что у охотничьей собаки. Стою за стеной железных заготовок, голова болит, где-то в мозгу звучит старинная, жалобная песня крестьян, и от этого до боли хочется плакать. Бежать бы отсюда, но не могу, хотя нас у ворот никто не сторожит. Все очень просто, достаточно перелезть через ограду. Но вскоре я больше ни о чем не думаю, жду обеда; до 15.00 осталось совсем немного. Привыкаю к мысли о том, что всякий раз в конце рабочего дня я как бы ухожу в отпуск, такой маленький, фиговый отпуск.