Голубая планета - [3]
— На Солнце грандиозное извержение.
Наблюдали за Солнцем по очереди. На нем творилось что-то невиданное. Грандиозные вихри высотой в несколько миллионов километров бушевали на его поверхности. Огненные смерчи вздымались на сияющем диске с неимоверной быстротой, корона трепетала и росла, росла…
— Таких сильных хромосферных вспышек на Солнце еще не было, — говорил Петр Петрович, склонившись возле «фильтра» космических лучей. Прибор работал напряженно: интенсивность космических лучей усиливалась с каждой минутой. Она превысила норму в 1000 раз, а потом в 3000 и 9000! Обо всех этих явлениях Игорь Подгайный немедленно известил по радио Землю.
Межпланетная «погода» ухудшалась. Рация начала работать с перебоями и потом совсем смолкла. Игорь раздраженно кричал в микрофон, ковыряясь в передатчиках, но кроме шума и сухого треска, заполнившего его уши, ничего не слышал.
Электромагнитная буря все нарастала. Извержения быстрых частиц высоких энергий мощными волнами неслись от Солнца. На ракету налетел невидимый шторм. Перестали работать приборы. Быстродействующая электронная машина «взбунтовалась»: то вдруг без всякого задания выдавала бесконечные столбцы чисел, то замирала.
На нарушение режима ее работы оказала действие и поднявшаяся температура. Экипаж с тревогой следил за экраном осциллографа. Когда машина самопроизвольно, не подчиняясь воле людей, включила атомный реактор, у каждого замерло сердце. Реактор заработал на всю мощность, а с ним и силовая установка, двигавшая ракету. Отключить эту установку нельзя, ибо в таком случае ракета станет атомной бомбой: реактор перегреется и взорвется.
Ракетой уже нельзя было управлять. Ослепленная, оглушенная, она помчалась неведомо куда. Связь с Землей не восстанавливалась.
Трое людей чувствовали себя оглушенными. Им что-то давило на плечи, в глазах проступало равнодушие ко всему окружающему. Это не укрылось от внимания Петра Петровича.
— Только не ослаблять воли к борьбе! — сказал он. — Держаться!
Но только успел Петр Петрович снова сесть за телескоп и сделать несколько измерений микрометром, как лицо его вновь побледнело.
— Товарищи, мы сбились с курса и приближаемся к Солнцу!
Тревожная мысль жгла огнем. Их несет к Солнцу, и они бессильны что-либо сделать.
Вскоре они почувствовали, что ракета нагревается все сильнее.
Когда «Мечта» пролетела орбиту Венеры и расстояние до Солнца уменьшилось до ста, а потом до девяноста восьми миллионов километров, начала одолевать жара. Лица космонавтов покрылись потом, сердца их бились так, что в ушах шумело. Невзирая на это, Петр Петрович продолжал вести наблюдения с помощью телескопа, а Игорь Подгайный возился возле пульта управления, напрасно стараясь возобновить власть над реактором. Лишь Надя стояла возле стены и широко открытыми глазами смотрела то на начальника, то на взлохмаченную шевелюру инженера.
«Неужели мы так и погибнем?» — думала Смеречанская, и эта мысль жгла ее, точно раскаленное железо.
«Вот это буря, — сердился Подгайный. — Что б ее черти взяли! Хотя бы рычагами унять реактор. А то жмет, сумасшедший, прямо к Солнцу! Хочет распылить нас на атомы… Да мы, брат, так не дадимся!»
«Если нас вынесет на орбиту Меркурия, температура поднимется до четырехсот градусов, — соображал Петр Петрович, — охладительная установка не выдержит».
Тянулись долгие часы физических и моральных мучений. Трое смельчаков не спускали глаз с белой шкалы термометра, прикрепленного на коричневой кожаной обшивке. Вот он показывает 55 градусов, 58, 60…
Стрелка ползет и ползет вверх… 62… 63…
— Это ничего. Такая жара бывает в Сахаре, — успокаивал Петр Петрович. — До Солнца еще очень далеко. Я все-таки надеюсь, что буря уймется, и нам удастся наладить управление, — вытирая мокрый лоб, продолжал он. — А сейчас нужна выдержка, товарищи, выдержка!
— Но уже шестьдесят пять, — склонив голову, промолвила Надя, — шестьдесят семь… шестьдесят девять…
— Перестаньте, наконец! — резко оборвал Петр Петрович Смеречанскую.
Она вяло опустилась в кресло, молча закрыла усталые глаза. Петру Петровичу стало жаль девушку. Он хотел освежить ее водою, но передумал: от водяного пара будет еще тяжелее дышать.
Не только Надя, но и Подгайный тоже был, словно пьяный. Сбросил комбинезон, дышал тяжело. У Петра Петровича голова шла кругом, глаза застилал туман. Хотелось прилечь хоть на несколько минут, дать отдых рукам и ногам… «Неужели я раскис?» — подумал Петр Петрович. Потом, выкрутив мокрый платок, вновь вытер лицо, шею и напряжением воли заставил себя подойти к телескопу. Посмотрел. Солнца в нем не было. Посмотрел еще раз. Да, нет никакого сомнения: ракета больше не приближается к Солнцу!
— Мы спасены, товарищи! Слышите?
Надя и Подгайный облегченно вздохнули.
Термометр показывал 34°, Его стрелка уже не ползла вверх. Ракета, видимо, шла по своей новой орбите, огибая Солнце, ибо температура и не поднималась, и не падала. Но ускорение росло, так как тяжесть чувствовалась все сильнее.
Наконец, Петр Петрович всецело овладел собой. Не отрываясь от инструментов, он строго приказал приступить к работе.
В кабине мало-помалу восстановилась рабочая атмосфера. Игорь Подгайный с новой энергией накинулся на молчащую аппаратуру: проверял реле, фотоэлементы, полупроводниковые триоды. Он прилагал все силы, чтобы наладить управление реактором и возобновить связь с Землей. Надя делала записи в бортовом журнале и помогала инженеру.
