Голубая мечта - [7]

Поиздевавшись, он все же подсказывает Дробанюку, куда позвонить, и тот, набрав номер, напряженно приникает к трубке ухом.

— Ну? — коротко отзывается мужской голос. Отчетливо слышно, что тот, кому он принадлежит, жует.

— Это материальный склад? Я от Ухлюпина. Дробанюк моя фамилия…

— Ну? — все так же лаконично спрашивает жующий.

— Я по поводу коробки скоростей, — несмело продолжает Дробанюк. Его смущает это бесцеремонное «ну».

— Ну?

Дробанюк совсем теряется.

— Понимаете… Очень нужна. А если что надо, то…

— Че можешь? — прерывает, наконец, свое «нуканье» жующий.

— Кирпич могу. Цемент, трубы… — облегченно выдыхивает Дробанюк: кажется, наладилось.

— Ну? — требуют от него продолжения.

— Еще щебенку…

— Чихать на щебенку, — заявляет жующий. — Кирпич какой?

— Кирпич белый, силикатный.

— Чихать на силикатный.

— Да? — растерянно уточняет Дробанюк.

— Красный есть? — спрашивает жующий.

— Есть доска-сороковка, — невпопад отвечает на это Дробанюк.

— Сороковка? — приостанавливают жевать на том конце провода. — Кубов пять дашь?

— Пять кубов? — мнется Дробанюк. — Туговато, но вообще-то можно… Только мне срочно коробка нужна.

— Присылай. Спроси в приемной Юлия Валентиновича Сюкина. Сюкин — это я…

Дробанюк подскакивает от радости. Затем, на ходу бросив секретарше: «Я на бойлерную», почти бегом устремляется в гараж. А уже через час снятый с линии грузовик везет доски Сюкину и забирает у того коробку скоростей. Федя тут же устанавливает ее с помощью водителя грузовика на «Москвичок», а Дробанюк стоит над ними надсмотрщиком и поторапливает.

Прибегает секретарша и перепуганно сообщает Дробанюку, что его зовет к телефону Зинаида Куприяновна, жена, и что та очень взволнована.

— Я на минутку, — заверяет Дробанюк Федю и водителя грузовика, будто они без него не управятся. — А вы тут поскорее…

— Котюся! — запыханно говорит Зинаида Куприяновна, когда он берет трубку. — Ты уже отремонтировал машину? — И не ожидая ответа, тараторит — Звонил Гамузевич, он тебя разыскать не может. Гамузевич достал какой-то потрясающий сорт винограда и просит, чтобы ты немедленно, сейчас же забрал его, а то останутся рожки да ножки…

— Чего он горячку порет? — недовольно спрашивает Дробанюк. — И без винограда дел по горло.

— Котю-юся! — с жесткой укоризной произносит жена, укрощая этим его. — Гамузевич утверждает, что такой виноград попадается раз в столетие. Он так и сказал — раз в столетие. А мы на даче всякую дрянь разводим.

— Ладно, заеду, — нехотя соглашается Дробанюк.

— Котюся, надо сейчас же, а то будет поздно. Ты же знаешь Гамузевича — разбазарит в один момент.

— Машина будет готова только часа через полтора — понимаешь?

— Часа через полтора? Прекрасно! Значит, по пути захватишь меня. Мы заедем к Людмиле Геворкиевне, посмотрим, что она получила. А ты насчет импортной кофемолки не уточнял?

— Пока нет, — упавшим голосом отвечает Дробанюк. Ему хочется сослаться на то, что сегодня понедельник и дел на работе по горло, но знает, что возражать жене бесполезно.

— Жду, Котюся, — тоном, исключающим возражения, завершает их беседу Зинаида Куприяновна.

Дробанюк какое-то время сидит в тяжелой неподвижности, затем нервно набирает номер Гамузевича. Тот не отвечает. Дробанюк набирает другой номер, уточняет, где Гамузевич. В это время в кабинет просовывает голову Федя — рыжий, патлатый парень.

— Порядок! — радостно светятся его глаза.

— Сейчас едем, — бросает ему вмиг повеселевший Дробанюк и опять торопливо крутит диском телефона, разыскивает Гамузевича. Того нигде нет, и Дробанюк в сердцах так швыряет трубку, что та сваливается и зависает на витом шнуре. Уже разогнавшийся к выходу Дробанюк, чертыхнувшись, возвращается, чтобы положить ее на место.

Затем почти бегом устремляется из кабинета.

— Я в нарконтроль, — бросает он на ходу вопросительно уставившейся на него секретарше. Дробанюк успевает заметить в ее взгляде привычное недоумение. К счастью, оно больше не выходит за рамки безмолвного взгляда. Ведь однажды, когда она попыталась уточнить, в какой нарконтроль он едет — районный, городской или областной, Дробанюк грубо оборвал ее, и с тех пор у нее хватает ума держать язык за зубами, хотя взгляд и выдает ее неуместное любопытство.

Когда Дробанюк усаживается на переднее сиденье справа, а Федя, включив зажигание, заводит двигатель, рокочущие звуки того воспринимаются, как победные фанфары.

— Эх, родимый! — с ласковой игривостью похлопывает Дробанюк по щитку приборов «Москвичка». — Как маракуешь, Федор, не вмонтировать ли нам сюда какой-нибудь порядочный маг? Чтоб как у людей было?

— Ну его!.. — отбрыкивается водитель. — Вон у Терещенки стекло разбили и с мясом вырвали на стоянке.

— Волков бояться — в лес не потыкаться, — смеется Дробанюк. — Маг обязательно поставим. Тап-тап-пап! — с притопыванием напевает он. — Челентано как врубим! Ты Челентано уважаешь?

Они делают изрядный крюк по городу, заезжая за Зинаидой Куприяновной. Ждать ее приходится долго, и когда она, пышнотелая, броско одетая, с высоко сооруженной прической на голове выходит из подъезда, Дробанюк пересаживается на заднее сиденье, уступая ей переднее.