Голубая лента - [90]

В каюту вошел незнакомый стюард. Ему велено вручить г-же Кёнигсгартен письмо. Под расписку.

Ева протянула руку за письмом; еще не взглянув на почерк, она уже знала, от кого оно, и румянец на ее щеках сразу исчез. Опять, значит, начались эти письма! Ева расписалась в получении. И это тоже было так похоже на Кинского. Требовать расписки! Столь великое значение придает он своей персоне и всему, что делает.

На Еве сейчас просто лица не было.

— Я сразу поняла, как только постучали. Письмо от него, — сказала она, передав конверт Вайту. — Пощади меня, вскрой его сам. У меня уже просто сил не хватает.

— Не волнуйся, Ева, — сказал Вайт и, чтобы протянуть время, стал не спеша вскрывать конверт. Он чувствовал на себе испытующий взгляд и в раздумье наморщил лоб. — Какой неразборчивый почерк! — покачал он головой.

— Можешь не торопиться! — Губы у Евы дрожали.

Стараясь ее ободрить, Вайт улыбнулся.

— Ну, не волнуйся так, Ева, — повторил он. — Кинский пишет в очень спокойном и теплом тоне. Он просит тебя забыть о его недостойном поведении, в особенности о его угрозе — теперь ему самому непонятно, как это все получилось.

— Ну и что же дальше? — презрительно отозвалась Ева, и глаза ее враждебно блеснули. Ах, как она в эту минуту ненавидела Кинского!

Но тут лицо Вайта выразило сильное изумление.

— Постой, постой, Ева, тут нечто очень радостное. Кинский пишет, будто давно уже понял, что место Греты подле матери, но до нынешнего дня у него не хватало решимости расстаться с ней. Теперь он окончательно отказывается от всяких притязаний на нее.

— Что? — недоверчиво протянула Ева и насторожилась. — Что такое? Этого не может быть… Это неправда…

— Я читаю то, что здесь написано, — ответил Вайт. — Он поручает своему венскому адвокату сделать все, что нужно, и, чтобы ты могла убедиться в искренности его намерений, прилагает письмо к нему с просьбой переслать его из Нью-Йорка по указанному здесь адресу. Вот это письмо.

Ева недоуменно покачала головой и, вскочив, приложила руку к бешено бьющемуся сердцу.

— Что же это? Что же это? — спрашивала она, задыхаясь. — Я окончательно перестаю его понимать. Или, может быть, никогда его не понимала? Может быть, люди всегда проходят мимо друг друга, так ничего и не поняв?

29

Это был для Уоррена Принса волнующий вечер. Длинные полы его фрака развевались, раскрасневшееся от усердия мальчишеское лицо в темных роговых очках мелькало в бальном зале повсюду. Он побеседовал с десятком важных персон, собирая материал для статьи. Вайолет, которой он успел кивнуть в знак приветствия, проводила его столь глубоким и теплым взглядом, что весь вечер он не мог его забыть. Хуан Сегуро сидел один в углу с таким мрачным видом, словно собирался взорвать все это сверкающее брильянтами общество. Уоррену он едва ответил на поклон. Харпер — кто бы мог этого ожидать? — превесело болтал с Китти Салливен, хотя его висок все еще был залеплен пластырем. Они после обеда помирились: Китти по всей форме попросила у него извинения, заявив, что в тот вечер она просто напилась до бесчувствия. Кому-кому, а Харперу хорошо известно, как можно иногда напиться до потери сознания. Он засмеялся.

— Ладно, Китти, — ответил он. — Только больше не делайте этого, а то в следующий раз я могу и рассердиться. — Инцидент был полностью исчерпан.

Миссис Холл отвела Уоррена в сторонку.

— Уоррен, умоляю вас, скажите, что происходит между Вайолет и Хуаном? Вы видите его? Сидит такой злющий, словно вот-вот бросит бомбу. А Вайолет делает вид, будто она знать его не знает.

Уоррен изобразил самую чарующую, самую невинную улыбку.

— Уверяю вас, миссис Холл, мне ничего, абсолютно ничего не известно, — ответил он и тут же испарился.

Написав двадцать строчек о капитанском обеде, о «феерическом» бале, о роскошнейших туалетах, горностае, диадемах, о Харпере и миссис Салливен с Китти, — типичная светская хроника! — он побежал в радиорубку дать телеграмму.

Ночь была прохладной и звездной, но безлунной. Тут и там тянулись узкие и длинные — с милю — полосы тумана. Раз даже завыла сирена «Космоса», но ее вой не успел отзвучать, как пароход уже пробился сквозь туман.

— Становится все холоднее, Штааль, — поежился Уоррен.

— Да, — рассеянно и устало отозвался Штааль, — похолодало. — Приемник без передышки выстукивал сигналы Морзе, и Штааль с металлической дужкой на голове внимательно вслушивался. — Простите, Принс, я занят. Это Кап Кейс. Я уже целый час принимаю оттуда радиограммы.

— Говорят, впереди ледовые поля?

Штааль промолчал и только вежливо улыбнулся, продолжая записывать.

Было ровно четверть одиннадцатого, когда старший офицер Халлер доложил Терхузену, что температура воздуха быстро падает. За последние полчаса она понизилась на целых шесть градусов, упав почти до нуля. Терхузен сидел, склонившись над картой, и измерял что-то циркулем. В штурманской рубке было очень тихо, слышалось только слабое тиканье хронометра. «Космос» находился к юго-востоку от Ньюфаундленда, к северо-востоку был маяк Кап Рейс, нанесенный на карту красной тушью, а немного западнее были обозначены плавучие маяки Нантакет и Амброуз, на которые «Космос» и держал курс.