Голубая ель - [13]

Сошло и на этот раз. Глядя на плутоватое лицо Рашкована, мичман Душутин, вытерев цветастым платком лицо, мягко сказал:

— А теперь попрошу внимания. Посмеялись и хватит. — И вновь обвел притихших подчиненных своим спокойным взглядом: — Через два дня нас проверяют. Передали: комиссия уже выехала. Знаю и верю — не подведете. Не впервой. Вот только тревожит меня состояние некоторых машин, в особенности тех, что вернулись после длительного марша…

Произнеся эти слова, мичман пристально посмотрел на матроса Скибу. Чувствуя, что внимание всех приковано к нему, Скиба поднял глаза на рядом сидящего Рашкована и, как давно решенное, обронил:

— За два дня не управимся…

Все знали, что сказал он совсем не то, что думал. Водитель Скиба не плелся в хвосте. Был примерным матросом. Просто он характер, что ли, свой показывал. Как и некоторые его земляки-полтавчане, отличался строптивостью. Каким-то непостижимым образом завидное трудолюбие, исполнительность уживались в нем с необыкновенным упрямством. Сослуживцы даже злословили по этому поводу: «Заладил, как Скиба на сукý».

Услыхав от водителя такой ответ, мичман Душутин встрепенулся:

— Матрос Скиба, не позже, чем вчера, вы нас заверили, что закончите переборку двигателя в срок.

— Малость не рассчитал, — стоял на своем матрос. А затем, бросив взгляд в сторону писаря, сказал? — Просил Рашкована подсобить. А он боится надорваться. Да и комбинезон новенький, видимо, не хочет испачкать. И это называется товарищ!..

— Ну не ожидал я от тебя, Иван, такого, — подскочил как ужаленный Рашкован. — Удивил ты меня, брат, удивил. — Писарь многозначительно посмотрел на водителей.

Те дружно повернули головы в его сторону, ожидая если не подвоха, то уж во всяком случае очередной шутки. Так оно и вышло. Придав лицу серьезное выражение, Рашкован начал:

— Как тебе не стыдно, Скиба! Недавно ты нам расписывал силу и удаль своих предков. Вспомни хорошенько, не ты ли громогласно похвалялся, что твой прапрадед в Крымскую кампанию постолом из сыромятной кожи убил не то турка, не то француза?

— Так точно, француза, — не удержался Скиба.

— Постой, постой, тут вкралась какая-то неточность. В прошлый раз ты нам докладывал, что он самолично уложил турка, чуть ли не янычара, — не унимался писарь…

— Ну и балаболка же ты, Рашкован, как я погляжу. И за что тебе лычку дали, не пойму! — пытался как-то парировать нападки писаря матрос Скиба. Но это еще пуще распаляло Рашкована.

Смеялись водители. Не выдержал и сам Скиба, расплылся в улыбке. Один мичман Душутин оставался невозмутимым. Его нельзя было пронять ни окриком, ни матросской шуткой. Нет, не зря в базе поговаривали, что свою невозмутимость и презрение ко всякого рода опасностям Душутин получил на войне чуть ли не в легендарном отряде морских разведчиков, которыми командовал Леонов, впоследствии дважды Герой Советского Союза.

Вот мичман не спеша поднял руку, сделав успокаивающий жест:

— Шутки — шутками, а машину. Скибы к утру надо поставить на колеса.

Но так как утра здесь летом не бывает, как не бывает и вечера, многие по привычке взглянули на циферблаты наручных часов.

После небольшой паузы Душутин закруглился:

— Надеюсь, что старший матрос Рашкован поможет товарищам.

— А то как же, товарищ мичман? Раз надо, о чем разговор!

* * *

Раньше обычного проснулся Душутин. Всю ночь промаялся. Снилось ему, будто он во время проверки только тем и занимался, что снимал с неисправных машин номера, а потом привинчивал их к ЗИЛу матроса Фурсова. Это в его машине рядом с портретом Людмилы Касаткиной пламенел вымпел с надписью «Лучшему водителю». Именно на его машине, а не на какой другой, водители поочередно подъезжали к проверяющему.

Последним из гаража выкатил автомобиль Ивана Скибы. Матрос без запинки отвечал на вопросы проверяющего.

В заключение офицер сказал:

— Назовите, пожалуйста, имя вашей любимой киноактрисы.

Пожав плечами, недоумевающий Скиба с достоинством ответил:

— Валя Теличкина…

Где-то в подсознании мичмана пронеслось: «Что он парню голову морочит? Здесь линейное подразделение, а не ВГИК».

Чем же тогда объяснить то, что в кабине вашей машины я вижу портрет Людмилы Касаткиной? — уставился на матроса офицер.

Иван Скиба проглотил язык. Он столбом стоял посреди автопарка, хотя и знал, что актриса театра Советской Армии была кумиром его друга рядового Фурсова.

«Просил же добром убрать кинозвезд к приезду комиссии. Ослушались, — горестно вздыхал во сне Душутин. — Вот и подвели меня под монастырь».

Поднялся мичман с постели в холодном поту. А спустя некоторое время, торопливо обходя стоянку машин, он открывал дверцы кабин и, не найдя в них ничего подозрительного, не обнаружив ни одного портрета кинозвезд, вздохнул с облегчением:

— И приснится же такое!

В одном из теплых боксов, куда Душутина принесли занемевшие ноги, работа кипела вовсю. Среди ремонтников и водителей возвышалась мощная фигура писаря. Из кабины показалось чумазое лицо матроса Скибы:

— Товарищ мичман, двигатель и ходовая часть автомобиля перебраны до последнего винтика. Справились раньше намеченного срока. Разрешите опробовать машину?