Голубь с зеленым горошком - [114]
— И все такое. Хотите, чтобы я приехал?
— Конечно! Больше всего на свете! Я была уверена, что не увижу вас до тех пор, пока не закончится этот огненный ад.
— Увидите. Ужин приготовите?
— Сегодня? — удивилась я. — Я готовлю его сегодня?
— Да. У нас необычное свидание.
— Ладно… Я что-нибудь придумаю…
— Часов в десять вечера устроит?
— Так даже лучше. Успею подкупить Паоло из «Villa Cipriani».
— Даже не думайте об этом.
— Ладно. Дженнаро… Синьор Инганнаморте…
— Да?
— То, что ты… то, что вы делаете для всех этих людей — замечательно. Несмотря ни на что.
— Мадемуазель, я это делаю не для людей. Я делаю это для вас. Приеду в десять. D’accord?
— D’accord! И на всякий случай, раз уж у нас необычное свидание и я готовлю: захватите с собой врача, — произнесла я перед тем, как проститься. — И отмычки. Хочу получить первый урок.
Прежде чем отключиться, я услышала его дерзкий смех.
Ужин. Я готовлю ужин. Обнять и плакать. Кошмар, нонсенс и откровенная катастрофа. На самом-то деле честное рвение к кулинарии однажды уничтожил мой папа. Мне было совсем мало лет, когда я решила приготовить для него салат. Я с трудом дотянулась до холодильника, достала из него приглянувшиеся продукты и мелко почикала их ножом. Огурцы свежие, огурцы соленые, колбаса копченая, колбаса вареная. Сильнейшей частью блюда конечно же оказался соус — мой личный восьмилетний рецепт. Кетчуп, майонез и небольшая банка черной икры. Вернувшись после очередных разборок, папа прослезился и улыбнулся любимому чаду. Он внимательно изучил плавающий в икре кетчуп, собрал волю в кулак и опробовал гастрономический шедевр прямо на моих детских, приветствующих жизнь глазах. Моральная травма была нанесена навеки. Папа предложил мне шершавую пятидесятидолларовую купюру, чтобы я навсегда забыла о слове «готовить». Я расстроилась, но деньги взяла. Даже в восьмилетнем возрасте моя гордость имела вполне разумные пределы.
Из всех возможных и невозможных рецептов я выбрала единственный беспроигрышный — достала из чемодана черное платье, пару лет назад приобретенное на Avenue Montaigne. На стеклянном столе в гостиной томно возвышались два пустых винных бокала и огромное плато с так называемым ужином: авокадо, португальская ветчина, помидоры черри, моцарелла, базилик, бальзамический соус и свежайшие ломтики лосося. Смахнув со лба проступившие капли кулинарной усталости и наградив себя парой глотков напитка из маракуйи, я закинула на спинку дивана босые ноги, с любопытством рассматривая свою щиколотку. Двумя шрамами больше. Подумаешь… Макбук проигрывал трек за треком: «You know I’m no good», «Simply falling», «Nightcall»… «Nightcall» поразил не столько меня, сколько сердце. Вслушиваясь в слова песни «London Grammar», я поражалась точности музыкального выстрела:
Звонок в дверь ударил молнией по всему телу. Заметно прихрамывая, я спустилась на первый этаж и щелкнула задвижкой добротного замка. Вот, с чего началась одна из самых незабываемых ночей в моей жизни.
— Мадемуазель… — Дженнаро стоял на пороге с бутылкой вина. Свежий, красивый, желанный, неподражаемый, бесподобный…
— Я пересушила в микроволновке куриные наггетсы и переварила спагетти… Они совсем не напоминали «al dente»… Они…
— Они не имеют никакого значения. — Дженнаро прикрыл за собой тяжелую дверь. — Красивое платье.
— Свет сейчас погаснет… Здесь датчик света. Хотя кому я рассказываю о датчиках…
— Не могли бы вы секунду подержать вино? — спросил он, пропустив мимо ушей тонкую концовку последней фразы.
— Да, без проблем. — Не успев опомниться, я оказалась у него на руках вместе с бутылкой. — Обожаю, когда вы так делаете…
— Побережем вашу ногу… Так что у нас на ужин?
Он медленно поднимался по ступенькам, запустив пальцы под еле видимые бретельки на моем платье.
— Я… Авокадо… Ветчина… Черри…
— Достойное меню.
— Это еще не все…
Я рассмеялась, потому что между первым и вторым этажами все-таки погас свет. Наугад пошарив рукой по прохладной стене, мне удалось дотянуться до выключателя.
— Я уже определился с выбором. Можете дальше не перечислять. Останавливаюсь на первом пункте.
— Шеф-повар счастлив и бьет челом о пол!
Легонько подтолкнув приоткрытую дверь в квартиру Жоржа, Дженнаро небрежно скинул замшевые мокасины и забрал у меня вино, которое составило компанию стоявшим на столе бокалам.
— А меня поставить не хотите? — поинтересовалась я, заведомо зная ответ.
— Не хочу, — отрезал он, глядя на меня сверху вниз.
— Тогда…
Продолжительный поцелуй заглушил словесный поток и перенес меня в сторону просторной спальни, которая пустовала на протяжении трех безумных ночей. Рубашка, простыни, платье, подушки, джинсы — все смешалось на мягкой постели, оказавшейся еще более удобной, чем секретер сэра Бернарда Шоу. Жадность и желание, грубость и трепет, резкость и нежность, стоны и десятки бессвязных фраз…
Десять лет назад украинские врачи вынесли Юле приговор: к своему восемнадцатому дню рождения она должна умереть. Эта книга – своеобразный дневник-исповедь, где каждая строчка – не воображение автора, а события из ее жизни. История Юли приводит нас к тем дням, когда ей казалось – ничего не изменить, когда она не узнавала свое лицо и тело, а рыжие волосы отражались в зеркале фиолетовыми, за одну ночь изменив цвет… С удивительной откровенностью и оптимизмом, который в таких обстоятельствах кажется невероятным, Юля рассказывает, как заново училась любить жизнь и наслаждаться ею, что становится самым важным, когда рождаешься во второй раз.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.