Голубь с зеленым горошком - [113]
Из него сыпалось такое количество португальского и итальянского мата, что я опешила. Вжавшись в кровать и сдавив руками колени, я ждала пока Дженнаро выговорится и выпустит пар. У меня было только одно секретное оружие, которое чисто теоретически могло вернуть дорогого мне человека в адекватное состояние: оборвав на полуслове эмоциональный монолог, я его поцеловала. Возможно, идея оставляла желать лучшего, но результат превзошел все мои ожидания. Через минуту я в полубессознательном состоянии лежала на больничной кровати, чувствуя, как любимые руки скользят по моему телу, а губы тщательно зацеловывают каждый сантиметр кожи.
— Поехали отсюда… Я так хочу в душ… Хочу много-много-много воды… — На этот раз я задыхалась от удовольствия.
— В душ только со мной. Это строгое предписание вашего врача, мадемуазель.
— Если вы сейчас не прекратите… Боже мой… мы опорочим еще и больницу… Кстати, вы мне должны свидание. Необычное. Последнее оказалось чересчур экстремальным даже для меня.
— Вы обещали пригласить меня на ужин. Это достаточно необычное свидание?
— Вы не забыли, что я паршивый кулинар?
— Не забыл. — Дженнаро бережно водил пальцами по моим покрытым синяками ребрам. — Я подстрахую.
— Вы что, еще и готовить умеете?
— Вполне сносно. Я же наполовину итальянец.
— Господи, да у вас вообще нет недостатков…
Расхохотавшись, он подхватил меня на руки, резко притянув к себе.
— Поехали отсюда. Хватит с тебя больниц.
Остров горел четыре дня. Португальские власти подключили все свои силы на борьбу с огнем: в небе постоянно раздавался гул самолетов, пожарные машины колесили по Фуншалу и его окрестностям, а вымотанные, изможденные люди отдавали последнее, чтобы поддержать пострадавших жителей и туристов. Пожар унес несколько человеческих жизней… Кто-то не смог выбраться из горящего дома, кто-то задохнулся от дыма, а кто-то умер, так и не успев доехать до больницы и получить необходимую помощь. Огонь дошел до старого города, охватив дома с классическими для Мадейры деревянными ставнями. К огромному сожалению, ему было где разгуляться. Кому-то повезло, а кому-то не очень. Более двухсот домов выгорели дотла, более двухсот семей лишились крыши над головой, но, по крайней мере, остались живы. Можно создать новый кров, заработать на новую квартиру, пережить лишения, потери и неудачи, а вот оживить мертвых — никогда.
Я помню, как вновь оказалась в квартире Жоржа… В своей квартире. Я знала, что будет нелегко, но не подозревала, до какой степени. Все те же стены, те же обои, тот же дубовый паркет. Двойная кровать с мягкими одеялами, смешной декоративный стульчик в помещении кухни, багрово-розовые подушки в бежевых креслах и, наконец, маленькая терраса, где совсем недавно мы молча стояли с Дженнаро, умиротворенно потягивая «Brisa Maracuja» и любуясь мерцающими огоньками на волшебном холме. Боже мой! Каких-то три ночи… Одну из них я провела в «Reid’s» после вечеринки Бонда, вторую в тоннеле, а третью — снова в «Reid’s», но с еще большей страстью, обостренной событиями на грани жизни и смерти. Три ночи. Всего лишь три.
Дрожащими руками я подкуривала сигарету, глядя на уничтоженные деревья манго, погибший сад и сгоревшую церковную школу для мальчиков. Огонь оставил черные отпечатки на той стене, которую я так старательно оттирала от капель злополучного ягодного сока в первое же после приезда утро. Дом соседей тоже сгорел: вместо аккуратненьких окон на меня смотрели пустые черные дыры, обрамленные обуглившимися вертикальными прямоугольниками. Но хуже, сложнее, тяжелее всего было перевести взгляд на «Choupana Hills». Облако дыма немного осело, приоткрывая вымершую верхушку холма. Вместо привычного ярко-зеленого она приобрела коричнево-серый оттенок. Там не осталось ничего. Ни-че-го. Я смотрела на мост и перегороженный въезд в тоннель, в котором выгорел кислород. Я смотрела на стадион, где спасались тысячи потрясенных людей. Я не хотела, но смотрела… и плакала. Потушив сигарету, я вернулась в душевную светлую гостиную и, задумавшись, уставилась на огромный стеклянный стол, на котором мирно лежал мой огненно-рыжий лэп-топ с надкусанным яблоком на обложке. Я открыла крышку, создала текстовый документ в программе «Pages», выставила восемнадцатый размер шрифта «Times New Roman» и, коснувшись пальцами теплой клавиатуры, написала: «ГОЛУБЬ С ЗЕЛЕНЫМ ГОРОШКОМ».
Я еще не знала, как скоро тебя потеряю. Но, наверное, уже чувствовала. Да, я чувствовала.
— Синьор Инганнаморте, — ответила я на телефонный звонок, глядя на мерцающий курсор.
— Мадемуазель, как поживаете? — он перешел на французский.
— Так себе, — подыграла я на том же языке, выговорив «comme ci comme ca».
— Джулия, что случилось? — любимая игра моментально оборвалась.
— Все в порядке. Просто вы были правы: наверное, мне не следовало торопиться и возвращаться домой. Таблетки Жорж и так передал. Соседний дом сгорел. И церковная школа. Да и вид на холм не радует…
— Да… Он мне говорил.
— Он вам звонил?
— Вы умеете объединять мужские сердца.
— Надо же… Как вы?
— Почти целый день провел в мэрии.
— Благотворительность и все такое?
Десять лет назад украинские врачи вынесли Юле приговор: к своему восемнадцатому дню рождения она должна умереть. Эта книга – своеобразный дневник-исповедь, где каждая строчка – не воображение автора, а события из ее жизни. История Юли приводит нас к тем дням, когда ей казалось – ничего не изменить, когда она не узнавала свое лицо и тело, а рыжие волосы отражались в зеркале фиолетовыми, за одну ночь изменив цвет… С удивительной откровенностью и оптимизмом, который в таких обстоятельствах кажется невероятным, Юля рассказывает, как заново училась любить жизнь и наслаждаться ею, что становится самым важным, когда рождаешься во второй раз.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.