Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - [92]
В 2004 году группа ученых из Мельбурнского университета выделила и блокировала так называемую молекулу EPHA4, управляющую, как предполагалось, образованием рубцов вокруг поврежденного участка спинного мозга путем активации особых нейроглиальных клеток, известных как астроциты[569]. Ученые вывели группу мышей без этой молекулы. Мышам нарушали целостность спинного мозга – так, чтобы левая задняя лапа оказалась парализованной. За три недели к мышам возвращалась способность передвигаться с прежней скоростью, а через месяц они снова владели пальцами ног[570]. После вскрытия ученые увидели, что у мышей восстановились нервные волокна в поврежденной области. В какой-то момент казалось, что наука на пороге великого открытия: новый спинной мозг для каждого! Однако обнаружились некоторые неожиданные сложности. Во-первых, даже мыши без EPHA4 восстанавливали около 70 % прежней подвижности. Заведующий новым отделением спинальной медицины Лондонского университетского колледжа Джеффри Рейсман скептически отнесся к находкам мельбурнской команды: мелкие животные часто вылечиваются сами, а между мышами и человеком пропасть ненамного меньше, чем между человеком и круглыми червями. Но все же опыты по регенерации спинного мозга у крыс и мышей широко развернулись, и вскоре масштабный проект на эту тему запустили и в Университете Западного резервного района, в лаборатории доктора Джерри Сильвера (бывшего ниспровергателя опытов Уайта по пересадке головы). Разные исследовательские группы в той или иной степени делали ставку на природу самого спинного мозга и его глиального клея. Но в лабораториях Университета Пёрдью, возможно, рождался новый клей.
В последние дни 2004 года в университетской газете Purdue University News вышла статья под заголовком «Надежда для собачьих и человеческих позвоночников». Статью иллюстрировало фото усатого профессора прикладной неврологии и рыжей таксы по кличке Кейди. Работа началась пятью годами ранее, на заре нового тысячелетия: Ричард Боргенс и Рийи Ши пытались сращивать нервные волокна в спинном мозге морских свинок. Они не стали пробовать рецепт «мозгового клея» Хиллмана, а прибегли к уже существующему жидкому полимеру – полиэтиленгликолю (ПЭГ)[571]. Большинству людей он знаком не с самой элегантной стороны: его применяют для производства слабительных препаратов и «интимных гелей», а в промышленности – как составляющую растворов, герметиков и изоляторов. Боргенс впрыскивал ПЭГ в спинной мозг в месте повреждения, рассчитывая, что пластичный полимер заделает бреши в разорванных клеточных мембранах. Его группа обнаружила, что клетки, поврежденные вследствие травмы, могут выжить, но разорванные мембраны не способны передавать нервный импульс соседним клеткам, поэтому начинается процесс самоуничтожения. «Хуже того, – писал Боргенс после выхода первой публикации о его открытиях, – химические соединения, выделяющиеся из гибнущих клеток, посылают „команду на самоуничтожение“ другим, еще не поврежденным клеткам, запуская цепную реакцию отмирания, которая ведет к необратимому повреждению спинного мозга»[572]. Боргенс не пытался вырастить новые клетки: он рассчитывал с помощью ПЭГ-клея залатать оболочки пострадавших, чтобы впоследствии они исцелились сами.
Этот клей не позволял лечить старые травмы спины: целостность клеточных мембран была нарушена слишком давно. Боргенс представлял себе, что когда-нибудь в любой машине скорой помощи будет запас ПЭГ-клея, который врачи станут вводить людям, получившим спинномозговую травму, чтобы прежде всего предотвратить паралич. Впрочем, ограниченность применения этого средства делала его бесполезным для пересадки головы, при которой спинной мозг перерезается полностью, – и доктор Уайт, знавший о разработках ПЭГ-клея, никогда не усматривал здесь возможностей для себя. Но при этом новые методики показывали удивительные результаты.
В 2013 году, когда вышла статья Канаверо, китайские аспиранты в ходе эксперимента разрезали спинной мозг подопытной мыши алмазными лезвиями, а затем впрыснули в разрез полиэтиленгликоль. Через два дня мышь смогла ходить. Этот опыт успешно повторили на нескольких континентах и даже в лаборатории доктора Сильвера из Университета Западного резервного района. Но директор клиники Харбинского медицинского университета рассчитывал пойти дальше. Китайский ученый Сяопин Жэнь работал в Луисвилле (штат Кентукки) в составе группы ученых, выполнившей первую в истории пересадку руки. Вернувшись в Китай, он задумал более грандиозную операцию – хотя и не на столь крупном объекте. Он поменял головы у белой и черной мышей. Вскоре он получил письмо от Канаверо. Доктор Сильвер мог утверждать, что успех ПЭГ-терапии у мышей вовсе не означает, что она подойдет для людей: мыши и люди слишком разные существа. Но это ни в малейшей степени не смутило Канаверо. Его предложение звучало просто: не хочет ли Жэнь попробовать такую пересадку на людях? Не согласится ли его харбинская лаборатория провести революционную операцию? Канаверо нужны лаборатория и оборудование, которые есть у Жэня, а китайские законы, касающиеся хирургических новшеств, относительно либеральны. Канаверо, разумеется, предоставит операционные протоколы. Но не только их – еще и кое-что поважнее. У него есть первый доброволец.
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.