Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - [91]
Роберт Уайт однажды сказал, что пересадка головы – худшее, что он мог сделать для своей карьеры: слишком явное сближение с Франкенштейном, вероятно, и не позволило ему получить то признание, которое он заслужил за полвека успешных операций[563]. Но научный поиск иной раз подобен подземной реке. Идея пропадает на время, но лишь затем, чтобы позже вырваться на поверхность в самом неожиданном месте, и нередко – с поразительной мощью. Через три года после смерти Уайта в журнале Surgical Neurology International, престижном издании, выходящем в Америке, появилась необычная статья. Автор – хирург Серджо Канаверо из итальянской Turin Advanced Neuromodulation Group, а смелый заголовок рассказывал про «попытку приживления головы». Эта попытка была названа HEAVEN (по-английски «небеса») – the Head Anastomosis Venture, то есть инициатива по головному анастомозу.
Статья начинается с рассказа о пересадке обезьяньей головы Робертом Уайтом в 1970 году. По мнению Канаверо, методика Уайта не получила достаточной поддержки из-за неспособности медицины лечить повреждения спинного мозга[564]. Если спинной мозг можно было бы восстановить и возобновить движение по информационной магистрали организма, то пересадка головы, рассуждает Канаверо, вновь стала бы актуальна. Он, очевидно, упускает из виду этические проблемы, терзавшие Уайта, и забывает, с какими трудностями сам Уайт столкнулся в попытках получить разрешения и привлечь средства. Впрочем, Канаверо вообще вскоре прославится как человек, легко отметающий подобные сомнения. Наука, утверждал он, – то, что человечество может, а не то, что ему можно. «Можно и нельзя» – проблема общества, а не ученого, который «просто техник», роль которого сводится к поиску инженерного решения[565].
«Далее, – пишет Канаверо в 2013 году, рассуждая, как можно осуществить пересадку человеческой головы, – приводится возможный сценарий, чтобы дать читателю представление о проекте в целом»[566]. Описание повторяет хирургический протокол Уайта из журнала Scientific American, а ряд мест – просто прямые цитаты: «…и хирурги одновременно сделали глубокие надрезы вокруг шеи каждого пациента. Шаг за шагом они разделили ткани и мышцы, добираясь до сонных артерий, яремных вен и позвоночника». Это только один из примеров. Канаверо даже приводит слова, которыми Уайт завершил свою статью: слова о будущем, в котором пересадка головы станет обычным делом. Канаверо считал слова Уайта пророческими – и рассчитывал, что именно он воплотит это пророчество в реальность посредством новой технологии «ремонта» сломанного позвоночника. Эту невероятную процедуру он назвал анастомозом спинного мозга[567]. Секрет ее успешности (как заявлял Канаверо) заключается в фузогенах, «мозговом клее», о котором мечтал Гарольд Хиллман.
Клей, слизь и полиэтиленгликоль
Гарольд Хиллман обожал клей: он начал о нем говорить еще в 1970-х и не раз возвращался к идее, что его работа и работа Уайта взаимодополняют друг друга. (Уайт, судя по всему, не вполне с этим соглашался. В интервью он весьма осторожно упоминал идею Хиллмана: не отвергая ее безоговорочно, он не разделял надежд автора, поскольку не видел никаких доказательств, что подобный состав на самом деле будет иметь какой-то эффект.) В октябре 2000 года Хиллман сообщил британскому изданию The Week, что работает над особым «мозговым клеем» – веществом, которое поможет соединить поврежденный спинной мозг, чтобы он смог восстановиться. Хиллман упоминал такие составляющие клея, как фактор роста нервов (NGF), эмбриональный экстракт, стволовые клетки, тканевые культуры, стероиды, нейроглия и витамины.
Впрочем, работа оставалась преимущественно теоретической: Хиллману не удавалось найти финансирование[568]. Из-за своеобразных представлений о мозговых клетках (Хиллман считал, что существует лишь два типа этих клеток, а не четыре, а другие ученые якобы ошибочно интерпретировали то, что видят при помощи электронного микроскопа) он утратил доверие британского Университета Суррея. Его вынудили уйти на пенсию раньше срока, хотя он с 1970-х годов исполнял обязанности директора университетской объединенной лаборатории прикладной нейробиологии. Казалось, идея клея зашла в тупик. Но, как и чудовище Франкенштейна, она еще заявит о себе – в 2003 году.
Удивительное открытие сделал Шай Шахам, глава одной нью-йоркской лаборатории, изучающей круглых червей. В глиальных клетках (от греческого слова γλοιός – клей) ученые долго видели не более чем базу для более важной части мозга – нейронов. Однако при этом глиальные клетки, не имеющие, как казалось, никакой собственной организационной структуры, отвечали за организацию всего остального. Выходило так, будто глиальные клетки обладают способностью строить «перегородки» и «ячейки», то есть разделять и оформлять студенистое серое вещество, известное нам как мозг. Оставалось загадкой, насколько далеко простирается их строительная способность, и это открывало простор для дальнейших исследований. После повреждения спинного мозга глиальные клетки образовали в его ткани «рубцы»: этот процесс ученые наблюдали не только у червей, но и у мышей. А какой эффект оказывает это рубцевание? И что это может означать в плане регенерации спинного мозга?
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.