Головорез - [109]

Итог: великолепная копия прикуса Цинка.

Сегодня дантист использовал эти модели, чтобы изготовить ещё одну челюсть, прижав пластиковые зубы Чандлера к силикону, чтобы получить новый отпечаток.

Частично заполнив силиконовую форму быстро твердеющим акрилом, он вонзил модель зубов Головореза в застывающую резину.

Итог: накладка, которая подходит к зубам убийцы и оставляет следы укуса Цинка.

Теперь можно было испробовать их на Деборе Лэйн. четверг, 26 марта, 7:02 утра Чандлер был в изнеможении.

Единственный рейс из Гонконга на Гавайи проходил через Японию, где комендантский час в аэропорту и угроза взрыва совсем доконали его.

Всю ночь, пересекая Тихий океан, выпившие японцы распевали песни под караоке, поэтому на встречу с Деборой он ехал совершенно изнурённым.

Эмоционально он был опустошён.

Цинк стоял в очереди, чтобы приобрести билет до Мауи, когда перехватил взгляд дантиста Онга, садящегося на азиатский рейс.

"Короткий отпуск", – подумал он.

Мауи, Гавайи 8:11 утра

Прохаживаясь по берегу, Головорез наблюдал, как она подошла к телефону. По тому, как она теребила свои волосы, он понял, что звонил Чандлер. Секундой позже его крошечный микрофон подтвердил этот факт.

Дебора повесила трубку и проверила ребёнка в его люльке, распахнув дверь веранды, чтобы проветрить помещение. Направляясь в ванную, она распахнула свой халат.

Дверь ванной закрывалась, когда Головорез покинул берег и направился к домику. 8:29 утра Чтобы проведать свою маму в Роузтауне, Цинк нанял машину. Только с его везением могло случиться так, что нагреватель в машине был сломан.

Чтобы приехать к своему сыну в Мауи, он нанял другую машину. На этот раз не работал кондиционер.

Из аэропорта Кахалаи он поехал на юг к Кихеи вдоль долины, отделяющей Пуу Кукуи от кратера Халекала. Машина миновала двойные стожки пууэннской сахарной фабрики; порывы ветра раскачивали заросли тростника беспорядочными волнами. Когда справа открылся Малайская бухта, горбатый кит в заливе выбросил фонтан воды и пара. Для праздных туристов, собирающихся покинуть «Макдональдс» и расположенный за ним "Бургер Кинг", это был чудесный день в солнечном раю. Кокосовые пальмы высотой по шестьдесят футов встречали береговой бриз, постукивая ветвями, словно клавишами пишущей машинки. Машина ехала вдоль побережья по Саут-Кихеи-роуд, а мимо проходили женщины в лёгких нарядах. Слева от него японцы в свободных рубашках играли в гольф. С другой стороны дороги волны разбивались о великолепный белый песок, а цвет океана менялся от лазурного до аквамаринового и до фиолетово-синего. Но у Цинка было отнюдь не праздничное настроение.

Южнее Камаоле-Бич он разыскал нужный ему участок. Ставая машину возле домика, он облегчённо вздохнул. Говоря с Деборой из Гонконга, он принял решение.

Он знал, что она придёт в ярость, если он предложит медицинскую помощь, поскольку с тех дней, когда её мать умирала в психиатрической лечебнице в Провиденсе, психиатры вызывали в ней параноидное состояние. Можно было сообщить о ней полиции Мауи, но что, если она увидит их и бросится бежать? В конце концов, он решил сам попытаться разобраться с ней, зная, как сильно она любит мальчика. Теперь он был рядом, чтобы защитить их сына.

Никто не ответил, когда он постучал в дверь.

Садовая тропинка вдоль одной стены домика вела к берегу. Величественные эвкалипты нависали над блестевшим на солнце прудом. Расположенная рядом тщательно ухоженная лужайка заканчивалась ослепительно белым песчаным пляжем, побережье вдали манило его к себе. Виндсерферы скользили по волнам, словно яхты, направляясь к Молокини-Айленд.

– Дебора?

Никакого ответа.

Его взгляд пробежался по берегу.

– Дебора, ты здесь?

Он шагнул на веранду.

Плюшевый мишка лежал на пороге открытой застеклённой двери.

Справа в манеже виднелись детские ножки.

– Боже, нет, – простонал он, шагнув внутрь.

По поручням манежа полз богомол.

Из всех убийств, свидетелем которых ему доводилось быть, это было самым ужасным.

В манеже из-под огромной мягкой подушки выглядывали две пухлые ножки. Крошечные пальчики, скрючившиеся после смерти, вцепились в детскую пелёнку, когда малыш боролся за жизнь.

Весь сжавшись, Чандлер поднял подушку. С выражением в миниатюре повторяющим его собственное, маленькое посиневшее личико смотрело прямо на него.

"Она убила его", – подумал он.

Цинк уже собирался позвонить в полицию, когда заметил женскую ногу за дверью ванной комнаты. "Убила его и покончила с собой", – мелькнула у него мысль – но сменилась недоверием, когда он увидел тело Деборы. Кто-то убил их обоих в течение последнего часа.

Мама.

Сын.

Дебора.

Цинк знал – кто.

Совершенно голая, с ногами на полу, с головой погружённой в воду, она лежала лицом вверх, перегнувшись через край ванны. Пояс купального халата был обмотан вокруг её горла, один его конец плавал в пене вместе с прядями белокурых волос.

Он разогнал воду рукой, чтобы очистить её от мыла. Выкатившиеся из орбит глаза с лопнувшими сосудами встретились с его глазами. Как всегда бывает у наиболее сильно сопротивляющихся жертв, язык вывалился наружу, её зубы казались белыми, словно слоновая кость, на фоне посиневшего лица. Умирая, она опорожнила и мочевой пузырь и кишечник, но его внимание привлекли следы на её грудях.