Голова королевы - [27]

Роджер Бартоломью остолбенел. Отказ сам по себе мучителен, а уж когда твой труд признают никуда не годным — и того больнее. Его лицо стало мертвенно-бледным, нижняя губа задрожала. Бартоломью выхватил пьесу из рук Николаса и обрушил на него всю злобу:

— Вы лжете, сэр!

— Я пытался пощадить ваши чувства, но ваш текст безнадежен. Кроме того, у нас уже есть драма об Армаде, — Николас указал на свою сумку. — Я же вас предупреждал.

— Вы еще пожалеете, — пригрозил Бартоломью. — Я никому не позволю так с собой обращаться — ни вам, ни мистеру Фаэторну! Мы еще встретимся, сэр, и, клянусь Господом Богом, вы мне ответите за все!

Клокоча от ярости, Бартоломью прижал к груди свое творение, пролетел мимо Николаса и бросился прочь. Суфлер проводил его взглядом, а потом посмотрел на сумку, в которой лежал экземпляр «Победоносной Глорианы». Две пьесы на одну и ту же тему ожидала разная судьба. И снова Николас поблагодарил Господа за то, что в изменчивом мире театра он не драматург.

Сначала Барнаби Джилл воспринял идею о том, чтобы утвердить Ричарда Ханидью на главную роль, без особого энтузиазма. Он высоко ценил талант Мартина Ио и считал, что Мартин, старший по возрасту, больше подходит на роль королевской особы. В то же время он признавал справедливость притязаний Стефана Джадда, который в последние месяцы стал играть намного лучше и блестяще справился с ролью распутной молодой жены в «Любви и счастье». Джона Таллиса Джилл в расчет не брал, поскольку у парня была уж слишком массивная челюсть, но двое других казались достойными претендентами, о чем Джилл и сообщил коллегам при встрече.

Но Лоуренс Фаэторн успел тайком пообщаться с Эдмундом Худом и другими пайщиками, так что решение уже было принято. Джилл мог лишь заявить свой протест и предупредить, что коллеги пожалеют о своей ошибке. Дика Ханидью утвердили на главную роль.

— Отличная работа, Дик.

— Благодарю вас, сэр.

— В тебе от природы заложена грация.

— Я просто хотел угодить вам, сэр.

— Ох, ты угодил, мой мальчик, еще как угодил, — воскликнул Джилл. — Я уже готов поверить в тебя.

Чем больше он наблюдал за Ричардом, тем яснее понимал, что мальчик наделен редким актерским дарованием. Дик обладал звонким голосом, хорошими манерами и отлично владел языком тела. Будучи опытным танцором, Джилл восхищался его пластикой и ритмичностью. Но самое важное — мальчик выучился носить женское платье совсем как женщина, это стало его главным достижением. Возможно, Ричард Ханидью окажется лучшим исполнителем роли Глорианы.

Уэстфилдцы арендовали для репетиций большую комнату в «Голове королевы». Во время перерыва Барнаби Джилл улучил момент, чтобы переброситься с учеником парой слов.

— Тебе нравится твоя работа, Дик?

— Очень, сэр.

— Ты раньше играл королевских особ?

— Никогда, мистер Джилл. Это большая честь для меня.

— Кто знает, — поддразнил Джилл, — может, ты затмишь настоящую Глориану.

— Ну что вы, — серьезно ответил Дик. — Никто не может затмить ее, сэр. Я думаю, что наша королева самая замечательная на всем белом свете.

Джилл понял, что ему выпал шанс произвести впечатление на мальчика, и не преминул этим воспользоваться.

— Да, — произнес он будничным тоном. — Ее Величество не раз выражала восхищение моей игрой.

Ричард ахнул:

— Вы встречались с ней?

— Да, мне много раз приходилось играть при дворе.

На самом деле Джилл лишь два раза участвовал в спектаклях в королевском дворце, да и то сто лет назад, но об этом он умолчал, как и о своем подлинном отношении к Елизавете. Большинство женщин вызывало у него легкое отвращение, а королева — тошноту. Ричард Ханидью может и дальше обожать Елизавету, как и остальные ее верноподданные, но привередливый и наблюдательный актер разглядел королевскую особу достаточно хорошо. Он знал, что она всего лишь стареющая женщина, в ярко-рыжем парике, с черными зубами и привычкой наносить толстый слой охры на все части тела, не скрытые одеждой. Королева Елизавета — просто ходячий шкаф. Под пышным платьем скрывалось нагромождение всевозможных обручей и подпорок, которые удерживали все это негнущееся великолепие.

— А труппа будет еще раз играть при дворе? — поинтересовался Ричард.

— Надеюсь. Нужно только дождаться приглашения.

— Должно быть, это потрясающе — играть перед Ее Величеством…

— О да. Я был вне себя от счастья, Дик.

— А вы танцевали джигу, мистер Джилл?

— Два раза. Королева настояла, чтобы я повторил танец. — Джилл сделал шаг в сторону мальчика. — Я и тебя научу этому танцу, если мы сможем остаться наедине.

— Большое спасибо, сэр.

— И фехтованию тоже, — продолжал Джилл. — Меня обучал искусный фехтовальщик, так что я знаю куда больше Николаса Брейсвелла. Я могу помочь тебе и в этом.

— Но Николас и так научил меня многим приемам.

— А я покажу тебе много нового, Дик. Хочешь?

Мальчик замялся. Ему было не по себе от добродушной улыбки Джилла. Кроме того, не хотелось обижать Николаса. Ричард собрался было отказаться, но актер пресек возражения, подняв руку.

— Приходи ко мне сегодня вечером, — проворковал он. — тогда и устроим поединок.

— К сожалению, это невозможно, мистер Джилл, — раздался чей-то голос. — Дик проведет этот вечер со мной. Я собираюсь научить его владеть рапирой.