Голова античной богини - [11]
И тогда Костик припустил бежать. Влетел в свой дом, заперся изнутри и стал ждать, что будет дальше.
Он понимал, что дела его плохи.
Мысли лихорадочно набегали одна на другую, голова пылала, руки машинально сгибали и разгибали злополучный дротик.
Было ясно — выхода нет. Надо удирать. Бежать куда глаза глядят. Он метнулся к шкафу, стал искать свою единственную ценность, предмет гордости — бобриковую куртку. Схватил её, натянул на себя, хоть и было лето, стояла жара. Вытащил из коробки латаные свои, но тщательно вычищенные мамой башмаки. Сел на пол, стал натягивать их на босые ноги.
И вдруг застыл.
А что будет с мамой? Он у неё один-единственный родной человек на всём свете. Что с ней станет?
Сколько он так просидел, Костик не помнил. Потом медленно-медленно стал раздеваться.
Был полдень. Часа два он просидел взаперти. А потом стало невмоготу. Захотелось в уборную. Для этого надо было выйти, пройти через двор. Там, в самом углу, лепились друг к другу пять узких домиков. Сколько хозяев, столько домиков.
Он встал. Надо идти. Будь что будет. Прут Костик решил взять с собой, и всё равно он боялся. Здорово он трусил. Самому было противно. Потому что есть несколько вещей, которых порядочный человек терпеть не может, из них две особенно: трусость — сестру предательства и бесчестности — и жадность.
Костик осторожно вышел на крыльцо и увидел, что у самого его дома Славка, Оська и двое других мальчишек колотят какого-то незнакомого мальчишку.
Худощавый, небольшого роста, в располосованной морской тельняшке, он яростно и молча отбивался.
Делал он это здорово! Пока те четверо, суетясь и мешая друг другу, размахивали руками, пытаясь стукнуть его, мальчишка проворно успевал ответить каждому.
Он крутился среди них, как волчок — бледный, с плотно сжатыми, уже разбитыми губами, яростный и молчаливый.
Сразу видно было, что опыта у него по этой части не занимать стать.
Вот Славка захотел применить свой излюбленный подлый приём — из-за спин дружков ударить ногой, — замахнулся и тут же с воплем шлёпнулся задом оземь: мальчишка молниеносно перехватил его ногу, с вывертом дёрнул.
Но пока он занимался Славкой, трое других навалились на него, сбили с ног.
И тогда Костик бросился на помощь. Больше он не мог терпеть, слишком уж часто он бывал на месте этого мальчишки. И тут случилось чудо.
Увидев его, все четверо оставили свою жертву и с криками бросились врассыпную.
Только тогда Костик вспомнил, что у него в руках прут. Ему и в голову не пришло пустить его в ход, он просто позабыл, что прут у него в руках. Но они, видимо, решили иначе.
Костик остановился в двух шагах от мальчишки. Отбросил прут. Вытер о штаны разом вспотевшие ладони. Ему стало стыдно и противно. Мальчишка ещё лежал.
Костик подошёл, чтобы поднять его, и отшатнулся, потому что мальчишка молниеносно вскочил на ноги и принял боевую стойку.
Но в следующий миг он уже разобрал что к чему и улыбнулся припухшими губами. Зубы у него были белые-белые, а один, передний, рос чуть криво. Но это было почему-то даже красиво. Ничуть это не портило его лицо.
— Это ты их шуганул? — спросил он. Голос у него был хрипловатый, но это тоже показалось Костику почему-то приятным. Вообще удивительно хорошее у парнишки было лицо, какое-то всё нараспашку. И вроде бы ничего особенного — волосы белобрысые, выгоревшие, загорелый дочерна, глаза светлые, совсем прозрачные. А на левой щеке — тонкий голубоватый шрам.
— Спасибо, — сказал он и усмехнулся. — А здорово они тебя дрейфят. Видно, давал ты им звону.
Костик смутился, пожал плечами.
— Слушай, что они, сумасшедшие? Я только сегодня приехал, погулять вышел, не успел шагу шагнуть, слова им не сказал поперёк, а они, понимаешь, набросились. Ну у вас и порядочки!
В это время Славка и его дружки завыли на всю улицу разные слова, ругаться стали.
— Эгей, кацап, пиши письма! Генька тебе ноги вырвет, спички вставит. Пустит он тебе юшку!
— Это кому? — спросил мальчишка.
— Мне.
— Ясно. А что такое кацап?
— Это здесь приезжих так называют.
— Значит, я тоже кацап?
— Значит.
Мальчишка подобрал прут Костика, оглядел его внимательно, покачал головой.
— Ничего себе оружие! Вот у вас до чего дошло. Серьёзные дела.
Он поглядел Костику в глаза.
— Тебя как зовут?
— Константином. Костей.
— А меня Стас, Стаська.
Они помолчали. Они поглядывали друг на друга и ковыряли босыми пятками землю. Это были очень важные минуты. Решающие.
Кто знает, как бы пошла жизнь Костика в этом городе дальше, разойдись они молча или случайным словом обидь друг друга.
А это просто было сделать — мальчишки были как два волчонка — настороженные и недоверчивые. Всего год назад кончилась страшная война, и помнили они её прекрасно.
Но каждый инстинктивно чувствовал друг в друге союзника.
И они нравились друг другу. Это уж точно. С первого взгляда понравились.
— Слушай, Костик, у тебя иголки с ниткой не найдётся? А то эти воинственные туземцы, видал, что с моей «морской душой» сделали? — Стас оттянул на животе выцветшую тельняшку. Рукав её был почти начисто оторван, на чём только держался, непонятно, на спине языком висел клок.
— Пойдём, — сказал Костик. — Вот мой дом.
