Голосую за любовь - [132]

Виктор склонил голову, подозревая, что теперь он явно перегибает палку — вовсе не обязательно выкладывать все Эмилу начистоту, — но было уже поздно. Эмил замер. Виктор наконец заметил, какой эффект произвели на Эмила его слова, и попробовал загладить неловкость. Он начал рассуждать о том, что можно так или иначе относиться к бифштексу. Любить его или нет. Но когда речь идет о людях!.. Куприн об этом писал. С людьми нельзя поступать по собственной прихоти. Он, Виктор, не может выпороть Мори или требовать от нее объяснений, что, кстати, не раз порывался сделать. Он просто не знает, что ему предпринять. В конце концов, быть может, все, что происходит… хм, не так уж серьезно. Она все время улыбается…

Между тем Эмил снова заказал бренди, и Виктор замолчал. Его угнетало ощущение, что он говорил впустую и только выставил себя в неприглядном свете. Ему стало стыдно. Виктор сжал рюмку в ладонях с такой силой, что едва не раздавил. Он слышал, как Эмил советует ему пойти домой и извиняется за то, что вынужден его оставить. У него какая-то встреча в клубе… Но все, что Эмил говорил, Виктор пропустил мимо ушей. Ему казалось, что он сейчас или заплачет, или заснет.

А Эмил тем временем пулей вылетел из зала. Сразу за углом начинался прекрасный тенистый бульвар, по которому они с Мори часто гуляли. Сейчас Эмил один вошел в тень деревьев и замедлил шаг. Он дрожал от волнения и понимал, что смешон. Что же тут удивительного! Он с самого начала знал, что Мори не сможет и не станет довольствоваться их отношениями. Но он и думать не хотел, что с кем-нибудь другим у нее будет нечто большее, если не все. Она «счастлива»! В данном случае не имеет значения, что Виктор рассуждает о поступках своей дочери тоном «современного» папаши из бульварного французского романа. Хотя и это говорит о многом. «Я ему сочувствую», — сказал предок, потягивая бренди. Он пьянствует, а дочь гуляет! Сволочи! Да все они — одна банда, мерзкая банда шутов!..

Вечер был очень теплым. Эмил расстегнул пиджак и ослабил галстук. Он медленно шел в темноте, прорезанной лунными дорожками. Может быть, сегодня он в последний раз так одинок. Он любил женщин, любил восхищаться ими и находил в этом эстетическое наслаждение, привык дарить им маленькие радости и терпеть их маленькое тиранство. Всего понемножку! Это его и погубило. Беда настигает как раз тех, кто осторожен. Он сложит лук Купидона, так ни разу им по-настоящему и не воспользовавшись.

Да и носил-то он его всегда чисто символически. Больше того, иногда он даже был ему в тягость, как в случае с Лаурой. Он ухаживал за одной женщиной, потому что у нее красивые руки, за другой — из-за великолепного голоса, за третьей — из-за прелестной улыбки. Даже странно, как мало достоинств находил он в женщинах и этим малым довольствовался. Он понимал, что для того, чтобы больше найти, надо больше давать. Но стоило роману далеко зайти, как он тут же шел на попятную. «Простите, видимо, произошло недоразумение. Я не благородный принц, у которого нет других забот, как угождать вам!» Он и с Мори не хотел быть принцем. Так в чем же тогда дело?

Дело было просто в том, что это было последнее его увлечение. Мори, несомненно, последняя женщина, которой он говорил о любви. Ему уже пятьдесят один, сердце и желудок пошаливают, тут уж не до похождений. Старик! В самое ближайшее время счастьем для него будет не хорошенькая женщина, а удачно проведенный курс лечения. Пришло время — он дрогнул и сражен. Ну как не прийти от этого в бешенство! Скоро наступит зима, которая заставит его втянуть голову в плечи и сложить крылья. До чего печальная картина!..

Но в печали спасение мира. Она как волна, которая набегает и откатывается, но неизменно появляется вновь. Что было бы с людскими сердцами, томящимися от страсти, если б не печаль из-за «дивного лика», как говорит Элюар. Она примиряет нас с противоречиями, которые нам до этого казались неразрешимыми, с мучительными для нас истинами. И не важно, что означает такая уступка — капитуляцию самолюбия или, наоборот, овладение собой. Важно то, что, когда мы в печали, мы не слишком боимся судьбы.

Эмил был глубоко опечален происходящим, но вместе с тем он обрел способность рассуждать трезво. Поведение Мори совершенно естественно. Было бы более чем странно, если бы она всерьез связала себя с ним. Эмил поразился, представив, насколько бы это застало его врасплох. Разве бы он мог достойно ответить Мори и в то же время не разочаровать ее в ряде ситуаций, которые теперь практически исключены? Щекотливый вопрос! Все это ей может дать ее нынешний молодой человек! Да! Он хотел бы с ним познакомиться…

Эмил распрямил плечи, повернул назад и закурил. Он возвращался. Сразу стало легче дышать, движения обрели прежнюю легкость и плавность. Странно! В конце концов, в основе всех его романов было тщеславие, а не страсть, да и кончались они как-то спокойно, без сцен. Подобные связи распадаются без особого ущерба для обеих сторон. Не стоит придавать этому слишком большое значение. Он мог допустить, что еще долго будет думать о Мори, может быть, будет сожалеть о том, что они расстались, и неизбежно — скучать. Разве ее можно сразу забыть! «Я запутался за пять минут, а теперь мне понадобится пять лет, чтобы выпутаться», — подумал он насмешливо. И в этом была изрядная доля истины.