Голоса времен - [7]

Зато мужская компания расцвела. У Леньки Тетюева открылся музыкальный талант - стал играть на гитаре, мандолине, на трубе в оркестре. Все мальчишки начали курить. Я - не поддался, но на "посиделки" ходил. Однако, к десяти часам всегда возвращался. Маме писал каждую неделю, но ездить стал реже.

В большом темпе мы проучились почти до нового - 1931-го года.

И тут пятилетка нас настигла: отправили на "ликвидацию прорыва" в лесопильные заводы на север, за Белое озеро. Там остро не хватало рабочих.

Шли пешком, расстояние около двухсот километров. Мороз 20-30 градусов, выдали фуфайки, ватные штаны и рукавицы. Валенки у всех свои.

На Кемском заводе я попробовал рутинную жизнь рабочего и понял классовую ненависть.

Работа была тяжела и однообразна - отвозить доски на вагонетках и складывать в стопы. К обеденному перерыву уже вымотан, а после ещё четыре часа тянуть. В общежитие сначала приходил чуть живой. Потом втянулся.

С ужасом представил: если бы так на всю жизнь? Понял, почему культурные рабочие шли в революцию - завидовали. И я бы пошёл.

Жизнь большой компании не тяготила. Народ подобрался хороший, не пьянствовали и не хулиганили. Вот только жестоко обовшивели - спали вповалку, мылись редко, дезкамер тогда не было. Без малого четыре месяца проработали, социализму помогли.

После прорыва мы все как-то повзрослели. Я чуть не через день ходил к Тетюевым, девушки приходили, разговоры вели. Ленька собрал струнный квартет. Танцевали. Но не я. Так и не выучился. Комплексовал.

Техника мне понравилась, читал по паровым турбинам, котлам, дизелям. Изобретал машину для укладки досок в стопы. Делал чертежи.

Учились без каникул до июля и сразу же поехали на новую практику, на этот раз под Ленинград, на целюлозно-бумажный комбинат.

Там снова была тяжелая работа кочегаром в котельной.

Очень хотелось повидать Валю. Ораниенбаум - вот он, рядом, час езды от Ленинграда, только в другую сторону. Уже знал, что она вышла замуж, но всё равно, хотя бы взгляд. О моей любви, конечно, не знали, но повидать одноклассников согласились. Поехали компанией в воскресение.

Запомнился бескрайний парк, болтовня с приятелями об учебе - они будут лесничими, и короткое свидание при людях с замужней женщиной Валей.

- Все очень хорошо, муж - студент, любит, имеем комнатку в общежитии.

Вот так: "Все прошло как с белых яблонь дым..."

Нет, не сразу прошло, года два ещё болело, девушки не нравились.

После практики был месяц отпуска: мама, диван, книги ("книжный червь").

В сентябре умер отец. Мы работали на разгрузке дров с барж, близко от города: возили на тачках на крутой берег. В обед бригадир сказал:

- Батька у тебя умер. Поезжай хоронить.

Никаких чувств не пробудилось.

Сижу около гроба, смотрю на мёртвое лицо, думаю о его прожитой жизни.

Гроб до кладбища несли на плечах. Я тоже нёс, всю дорогу. На поминках не был, да и не помню, чтобы приглашали. Зато помню, (о подлая память!) как на пути с кладбища купил красный ломоть арбуза - первый в жизни. Помянул.

Ни разу могилу не посещал. Не много места в душе занимал отец, а теперь совсем вычеркнул. А мама плакала:

- Хороший был человек.

С осени меня одного из "школьников" перевели к "техникам": их предполагалось выпустить досрочно. Пятилетка требовала.

В новой группе я был самый бедный - у меня, единственного, не было пиджака, его заменял джемпер Маруси. Оглядываясь, скажу - лодырь. Мог бы подработать, сила и время были. Так нет, только книги и трёп с друзьями.

Уроки по-прежнему, не готовил. Но положение в новом классе завоевал. На девушек совсем не глядел, хотя любопытство (всё по Фрейду!) имел. Всю жизнь с ним прожил, с сексуальным любопытством.

Занятия кончились как-то внезапно - послали на практику на полгода, разбросали по лесопильным заводам. Я попал в село Луковец, 12 км от города.

Проходили практику "на рабочих местах". Я - машинистом на паровой машине. Это было интересно и не тяжело. Заработал на тужурку из шинельного сукна и, наконец! - купил полушерстяной чёрный пиджак, самый дешёвый.

Сразу после практики объявили, что "техникам" учение кончилось.

Мне и Севке Милославову выписали путёвку в Архангельск, на лесозавод имени Молотова. Прибыть 25 октября.

До отъезда был ещё отпуск: путешествие с мамой по Шексне и Волге в гости к Марусе. Обратно ехали поездом с заездом в город Арзамас к дяде Павлу, начальнику НКВД, и в Москву на два дня.

Последние недели сидел дома под окном, непрерывно лил дождь, а я читал "Братьев Карамазовых", потом всего Достоевского подряд. Настроение было соответствующее.

Юность закончилась. Счастливая? Пожалуй - да.

Глава третья. Архангельск. 1932-39 гг.

1. 1932-35 гг. Проводы. Дорога. Сменный механик. Общежитие. ИТР - столовая.

Поздно вечером мама провожала меня на пароход - окончил техникум, еду на работу в Архангельск. Дорога к реке через луг. Было удивительно тепло. Не помню точных слов, но мама говорила приблизительно так:

- Провожала твоего отца на войну, так же было тепло, конец сентября в девятьсот четырнадцатом. Счастья после этого уже не было. Вот теперь ты уезжаешь.

Дышала неровно - сдерживала, слезы. Не показал, что заметил. К чему углублять горе? Смутно было на душе. Ничего не ждал хорошего. Жалко своего места дома у окна, книг. Мама сдержалась и не зарыдала, когда обнимала меня перед сходнями.