Голоса лета - [25]

— Все будет хорошо, — сказал он.

— Вот и Филлис тоже так говорит, но как это можно знать? — Она лила слезы на его синий в светлую полоску костюм. — А я хочу знать наверняка.

— Не все можно знать наверняка.

— Я хочу ребенка… — Я хочу подарить тебе ребенка взамен Габриэлы.

Почему она не может это сказать? Что не так с их браком, если она не в состоянии заставить себя произнести имя Габриэлы? Почему Алек никогда не упоминает про дочь, пишет ей письма в уединении своего офиса и, если получает ответные послания, держит это в тайне от Лоры? А между мужем и женой не должно быть тайн. Никаких тайн и секретов, они должны рассказывать друг другу абсолютно все.

И ведь нельзя сказать, что Габриэла исчезла без следа. Наверху, на чердаке, ее комната с ее мебелью, игрушками, рисунками, ее письменным столом. На комоде в гардеробной Алека — фотография Габриэлы, рисунок в серебряной рамке, что она нарисовала для него. Ну как он не хочет понять, что своим нежеланием говорить о дочери он создает преграду, которую Лора не в силах преодолеть?

Глубоко вздохнув, она отстранилась от него, снова легла на подушку, ненавидя себя за слезы, за свой ужасный несчастный вид. Платок, что дал ей Алек, пропитался ее горем. Лора яростно теребила его вышитый мережкой край.

— Если я не могу подарить тебе ребенка, значит, я не могу дать тебе ничего.

Алек не стал утешать ее банальностями. Но через некоторое время спросил обычным голосом, как ни в чем не бывало:

— Ты уже пила что-нибудь?

Лора покачала головой.

— Пойду принесу тебе бренди.

Он встал и вышел из комнаты. Она услышала, как он передвигается по кухне. Люси, потревоженная его возней, вылезла из своей корзины. Лора услышала скрежет ее когтей по линолеуму. Люси появилась в гостиной, подбежала к хозяйке и запрыгнула к ней на колени. Лизнула Лору в лицо и, ощутив на языке соль ее слез, лизнула еще раз. Потом свернулась калачиком и снова заснула. Лора высморкалась и убрала с лица непокорную прядь темных волос. Вернулся Алек. Принес виски для себя и маленькую стопку с бренди для жены. Дал ей бренди, пододвинул к дивану низкую банкетку и сел лицом к Лоре. Улыбнулся. Она тоже неуверенно улыбнулась в ответ.

— Теперь лучше?

Лора кивнула.

— Бренди — это лекарство, — сказал он ей.

Она сделала глоток и почувствовала, как бренди обожгло горло и потекло в желудок. Ощущение было приятное, успокаивающее.

— Ну а теперь, — сказал Алек, — поговорим о Гленшандре. Доктор Хикли считает, что тебе нельзя ехать?

— Да.

— И о том, чтобы отложить операцию, не может быть и речи?

Лора качнула головой.

— В таком случае Гленшандра отменяется.

Она сделала глубокий вдох.

— Вот этого я как раз не хочу. Не хочу, чтобы ты не ехал.

— Но я не могу оставить тебя одну.

— Я подумала, мы могли бы нанять сиделку. Миссис Эбни, я знаю, сама не справится, но можно было бы кого-то взять ей в помощь.

— Лора, я не могу оставить тебя здесь.

— Я знала, что ты это скажешь. Так и знала.

— А что, по-твоему, я мог еще сказать? Лора, я вполне обойдусь без Гленшандры.

— Как же обойдешься?! Нет. — Она опять заплакала, и теперь уже никак не могла остановить поток слез. — Ты ждал этой поездки целый год, это твой отпуск, ты должен поехать. И остальные…

— Они поймут.

Лора вспомнила выражение ужаса на лице Дафны, ее слова: «То есть Алек тоже не поедет?!».

— Не поймут. Просто подумают, что я и в этом такая же никчемная и занудная, как и во всем остальном, по их мнению.

— Ты к ним несправедлива.

— Я хочу, чтоб ты поехал. Ты должен поехать. Как ты не понимаешь, что это-то и убивает меня больше всего. Я путаю все твои планы.

— В таком состоянии ты не можешь ложиться на операцию.

— Тогда придумай что-нибудь. Филлис сказала, ты обязательно что-нибудь придумаешь.

— Филлис?

— Я сегодня ездила к ней. После доктора Хикли. Спрашивала, нельзя ли пожить у нее после больницы. Подумала, ты поедешь в Гленшандру, если будешь знать, что я с ней. Но она уезжает во Флоренцию. Говорит, что отменит поездку, но я не могу этого допустить.

— Нет, конечно. Пусть едет.

— Я сказала ей, что впервые в жизни жалею, что у меня нет своей семьи. Настоящей семьи, с кучей близких родственников. Прежде я никогда этого так сильно не желала. Будь моя мама жива, я бы поехала к ней и она клала бы мне в постель грелку.

Лора глянула на мужа, думая, что он усмехается над ее пустыми мечтами, но он даже не улыбался.

— У тебя нет семьи, зато у меня есть, — мягко произнес Алек.

Лора поразмыслила над его словами и сказала без всякого энтузиазма в голосе:

— Ты имеешь в виду Чагуэлл?

— Нет. Не Чагуэлл, — рассмеялся он. — Я очень люблю брата, его жену и все их потомство, но Чагуэлл — это дом, где можно гостить, только если у тебя очень крепкое здоровье.

Лора испытала облегчение.

— Слава богу, что это сказал ты, а не я.

— Ты могла бы поехать в Тременхир, — предложил Алек.

— Где это?

— В Корнуолле. На самом краю Корнуолла. Земной рай. Старинный елизаветинский особняк с видом на залив.

— Расписываешь, как агент бюро путешествий. Кто там живет?

— Джеральд и Ева Хаверстоки. Он — мой дядя, она — чудесная женщина.

— Они прислали нам хрустальные фужеры в подарок на свадьбу, — вспомнила Лора.