Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов - [88]

Переходя к оценке деятельности М[итрополита] Сергия уже как Зам[естителя] Местоблюстителя, приходится признать, что в первый период своего Заместительства, т. е. до ареста (1925–1926 года), М[итрополит] Сергий был на высоте своего положения. Строго блюдя чистоту и независимость Прав[ославной] Церкви, четко и ясно разграничивая компетенцию Государства и Церкви, он вместе с тем ни разу не переоценивал свою личную роль в церк[овных] событиях и всегда сознавал себя лишь «Заместителем», лишь «Стражем Патриаршего Престола», как любил говорить он. Все наиболее ответственные решения он принимал лишь тогда, когда ознакамливался с мнением Епископата (напр[имер], дело Арх[иепископа] Григория, М[итрополита] Агафангела, обращение к Правительству в 1926 г., выборы Патриарха), и поэтому имя его было столь популярно, поэтому имя его было знаменем Православия в 1925–1926 гг.

Однако в грозе и буре испытаний, нахлынувших на Церковь и Ее иерархию в конце 1926 г., когда пред каждым Архиереем, каждым клириком и сознательным мирянином открывалось лишь два пути – путь мученического исповедничества и твердого стояния и путь предательских компромиссов, М[итрополит] Сергий не выдержал того экзамена, который сотни и тысячи других православных с такой честью, иногда никому не ведомо, в застенках ГПУ выдерживали и выдерживают, вписывая этим новые, славные страницы в историю многострадальной Русской Церкви.

Проведя 3 месяца во внутр[енней] тюрьме ГПУ, М[итрополит] Сергий сдался и, выйдя из нее, оказался совершенно другим, таким, каким он был, рукополагая Варнаву в угоду Распутина и отрекаясь от Патриарха в угоду живой церкви и ГПУ.

Вся дальнейшая его деятельность, начиная с IV–1927 г., есть прямая противоположность, полное отрицание его деятельности предыдущей (1925–26 г.). Прежде чуткий и внимательный к голосу Епископата и Церкви, не переоценивающий свою личную роль, – он теперь стал деспотичен и не считался с голосом даже самых авторитетных иерархов; прежде ясно сознающий, где кончается компетенция Государства и начинается посягательство на свободу Церкви, он теперь пошел на величайшее смешение кесарева и Божьего, на полное отдание последнего в жертву первому.

И, стоя перед этим роковым противоположением, отрицанием и разрушением того, чему раньше он поклонялся, и поклонением и служением тому, что раньше он так решительно и последовательно отрицал, каждый невольно задает себе вопрос: почему так случилось, где причина, где объяснение?

Есть ли это результат малодушия перед перспективой бесчисленных испытаний, тюрем, ссылок, открывшейся перед М[итрополитом] Сергием во внутренней тюрьме ГПУ?

Есть ли это предательство, продажность, измена?

Или, м[ожет] б[ыть], это трагическая для Церкви ошибка, заблуждение?

На все эти вопросы церковное сознание соборно и сознание каждого верующего в отдельности ищет и искало ответа на протяжении всех последних 3-х лет, и едва ли оно нашло удовлетворительный ответ, могущий стать основанием для поведения всей Церкви и каждого в отдельности по отношению к М[итрополиту] Сергию.

Часть Епископов сразу признала в М[итрополите] Сергии предателя и так же сразу и окончательно порвала с ним. Другая часть если и не находит его деятельность абсолютно правильной, но, слишком тесно связав свою судьбу с его судьбой – поддерживает его. Но большинство остается на раздорожье – отрицая все то, что делает М[итрополит] Сергий, видя всю ошибочность и гибельность для Церкви его политики – это большинство все-таки не хочет, не может поверить в его предательство, все ждет, что что-то изменится, объяснится, и поэтому, уходя в сторону, не желая быть с ним, не решается выступить и против него.

А между тем события церковной жизни, развиваясь с головокружительной быстротой, не дают права никому ждать и надеяться и требуют настойчиво и властно от каждого исполнения его долга.

То, что было еще поправимо, что казалось пустяками 3 года назад, теперь уже навсегда упущено и потеряно. Массовое перемещение Епископов, увольнения самых лучших и стойких, назначения новых, не испытанных или испытанных в своей нестойкости, в своем предательстве, – казавшиеся мелочью в 1927 г., теперь уже ставят Церковь перед фактом существования новой иерархии, едва ли достойной своего положения. Верующий народ, в течение 10 лет (1917–27) боровшийся за чистоту веры и Церковь, ясно сознававший, где правда, а где измена, где Церковь, а где отступники, свято чтивший имена Иерархов-исповедников и за верность одним этим именам шедший на мученичество, теперь потерял ясность ведения; границы правды и лжи, Церкви и отступников стерлись, имена исповедников забыты. На смену религиозному подъему и готовности к борьбе и стоянию за веру приходит апатия, равнодушие, инертность. Поправимо ли это? И если поправимо теперь, то будет ли поправимо через год, через три?

Переходя к церк[овным] событиям последнего года, приходится отметить, что розовые надежды и ожидания апологетов М[итрополита] Сергия и «легализации» не только не оправдались, но провалились. Церк[овное] управление, даже верных М[итрополиту] Сергию – не получило от Госуд[арственной] власти обещанного офиц[иального] признания. По-прежнему продолжаются аресты и ссылки, по-прежнему Епископы, даже легализованные, не имеют положенного администр[ативного] аппарата, по-прежнему они ограничены в свободе общения со своими паствами. По-прежнему не разрешаются Епарх[иальные] съезды и, кажется, даже забыта мысль о соборе. Сонм ссыльных не только не уменьшился, а еще возрос, а самые видные Иерархи, давно окончившие сроки своих ссылок, получили лишь бесконечное продление этих сроков. По-прежнему закрывают и отнимают храмы у православных, не разрешают издавать религиозной литературы, открывать богослов[ские] школы. Все то, что госуд[арственная] власть так щедро обещала в 1927 г. М[итрополиту] Сергию на заре «легализации» – оказалось призраком, несбыточной мечтой, которой наивно поверили. Налоговые и правовые утеснения Церкви и духовенства возросли, антирелигиозная пропаганда достигла небывалого размаха.