Голос солдата - [19]
Не услышь он от нее этих слов, как знать, быть может, вовсе по-иному прожил бы он свою последнюю «штатскую» ночь в Марьине. А как услыхал Кланькины речи о верности да преданности, тотчас Андрюха возник перед глазами: лицо, волосом рыжеватым обросшее, глаза малоподвижные, завязки кальсонин, до полу свисающие, самокрутка, сильными пальцами левой руки зажатая, да рукав правый, за пояс кальсон заткнутый. И ведь никому не ведомо, какие мысли текут у него в голове и душу ему жгут, и никто, кроме их двоих, не помнит, что за слова Кланька нашептывала Андрюхе, провожая его в Красную Армию. Не привелось ли брату в свое время слышать столь же сладкие Кланькины речи?
— Не надо, Кланя, — Митька стал высвобождаться из ее объятий. — Шла бы ты домой…
— Гонишь?! Я за-ради любви нашей на позор какой отважилась. В грязь втоптала себя, а ты?.. Эх ты. Совесть его, вишь ли, извела, ангелочка безгрешного!.. А я-то, я-то, глупая! Крадучись, по снегу глубокому, задами на конюшню сколь много раз прибегала. И вот нынче опять…
— Погоди, Кланя, погоди…
— Чего там годить? На любовь, Митенька, ты не гож. Больно много о совести помнишь, сердцу волю дать не смеешь.
— Пойми, брат он мне. Вроде как и жить мочи нет, оттого что Андрюху на войне так искалечило. Да ведь и про то никак забыть нельзя, что не от одной убогости он страдает. Измена твоя для него больнее раны глубокой…
— Измена? Какая же измена, Митенька? Изменяют любимому. А не люб человек — не ему изменяешь, а себе — с ним.
Они стояли друг против друга, и Митьке делалось все очевиднее, что сейчас у них все определится. Либо любовь их новую силу обретет, либо расстанутся они врагами. Перед глазами Андрюха опять возник. И сказал Митька:
— Может, и верные твои слова, Кланя. Только верные они для одной тебя. Для меня это — обман бессовестный. Андрюха всегда будет промеж нас стоять. Мне бы прежде это понять — ума не хватило. Нынче вот понял. Так что ты не серчай, Кланя.
11
«Виллис» наконец съехал с асфальтового шоссе и теперь не слишком быстро двигался по лесной грунтовой дороге, искореженной колесами тяжелых машин и орудий, гусеницами танков, тягачей и самоходок. Стволы елей, сосен, буков, дубов были увешаны табличками и указательными стрелками: «Хозяйство Пенькова», «Хозяйство Овчарова», «Хозяйство Лордкипанидзе», «Хозяйство Горбатюка», «Хозяйство Артемова». В зарослях дымили полевые кухни. Между деревьями стояли почти незамаскированные «студебеккеры», «шевроле», «виллисы», «доджи», орудия, тягачи, «тридцатьчетверки».
Около машин суетились шоферы, возле орудий — огневики, тащили тяжелые катушки кабеля связисты, куда-то спешили штабные офицеры. Хотя отсюда до передовой было рукой подать, солдаты и офицеры держались, как в глубоком тылу. В последнее время не только здесь, на некотором отдалении от передовой, но и на самом переднем крае в людях заметно притупилось чувство опасности. Кое-кому это дорого стоило.
После падения гитлеровского Берлина уверенность в скорой победе, как ни странно, сделала фронтовиков благодушными. Теперь-то удача не должна была от них отвернуться. А ведь именно сейчас, на самом пороге мира, чувство опасности, казалось бы, особенно обострится. Как обидно в канун победы погибнуть или сделаться инвалидом!..
Вспомнился Митьке друг в полосатой госпитальной пижаме — на груди гвардейский и парашютный значки и медаль «За отвагу» — с полупустым правым рукавом и белой тугой повязкой, венчающей голову. Она вроде как увеличивала Славкин рост. Нынешний Горелов чем-то походил на Андрюху, каким они с Нинкой застали его снежной осенью сорок второго в забитой койками палате госпиталя в Свердловске.
Горестная то была встреча. Как страшился он того свидания с искалеченным братом! А Славка разве для него чужой? Славка? Теперь-то и не скажешь, кто роднее. С Гореловым прослужили они бок о бок больше двух лет. А два года в армии, да еще в войну, — это стоит целой жизни. Митька о друге, как, впрочем, и Славка о нем самом, знал не меньше, нежели родные отец и мать. Из одного котелка ели, места на нарах всегда были рядышком, в наряды вместе ходили, на постах друг дружку сменяли, плечом к плечу топали в походах и на учениях. И на фронте, можно сказать, не расставались. Тут захоти чего утаить — не выйдет. Солдатская фронтовая дружба…
…В январе сорок третьего их, тощих и беззащитных перед неведомым армейским будущим, привели с вокзала (шли строем) в далеком среднеазиатском городе в кирпично-казарменный мир военного училища и поместили в клубе-карантине. Будущие курсанты представляли собой разный народ: городские и деревенские, местные из эвакуированных и завезенные сюда, вроде Митьки, из центральной России, — все стригунки семнадцатилетние. Они с почтением и опаской наблюдали за бывалыми курсантами в выгоревших гимнастерках, когда те строем с песней шагали в училищную столовую мимо клуба. При появлении в карантине какого-нито командира (слова «офицер» тогда еще не говорили) новобранцы старались укрыться друг у дружки за спиной.
В училищном клубе многие быстро перезнакомились, подружились, разбившись на пары, тройки, четверки. Угощались хлебом, калякали о том о сем, смеялись. Вчерашние школьники, они покуда так и остались школьниками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».