Голос сердца - [26]

— Хорошо, — говорю я ей. — Это справедливо.

Наверное. Я не уверен, на что я только что согласился.

Возвращается медсестра Кэролайн и кивает мне головой, приглашая следовать за ней. Я прохожу мимо Шарлотты, которая смотрит на меня и ждет моего решения, следует ли ей идти за мной или нет, и я хочу, чтобы она осталась. Человек, которым я был — кем я мог бы все еще быть — сказал бы ей «до свидания» и «спасибо». Однако я устал быть тем человеком. Я протягиваю ей руку, закрываю глаза и делаю глубокий вздох. Это — правильный поступок. Для меня.

Шарлотта громко сглатывает, берет меня за руку и встает, чтобы присоединиться ко мне. Ее рука теплая, мягкая, маленькая — идеальная, и я переплетаю наши пальцы и сжимаю немного крепче, сражаясь с колющей болью, которая проходит через мои нервы. Вообще-то, если задуматься, возможно, это не боль. Возможно, это снова спокойствие. Как человек может быть настолько потерян, чтобы спутать одно с другим — чувство боли и комфорта?

Когда мы проходим по коридору, Шарлотта свободной рукой обхватывает мою руку и прижимается ко мне. Чем ближе мы подходим к палате Олив, тем меньше боли в моей груди. Я хотел освободить свою руку, когда мы войдем к Олив, но не делаю этого.

— Папа! Шарлотта! — визжит Олив. Она сразу же делает то, что я она будет делать: опускает свой взгляд на наши переплетенные пальцы рук и улыбается улыбкой, озаряющей все ее лицо. Так же, как у Элли.

Наши руки разъединяются, когда я бегу к Олив, становясь на колени, чтобы быть как можно ближе к ее маленькому личику.

— Ты так сильно напугала меня, Олив. Я так волновался за тебя.

Я обнимаю и крепко прижимаю ее к себе, пока она не начинает стонать и извиваться в моих руках.

— Я в порядке, — говорит она с той же уверенностью, как всегда. Она всегда в порядке.

— Что ты делала на вершине игрового домика? — спрашиваю я, глядя в ее извиняющиеся глаза.

Она даже не моргает, когда слышит мой вопрос, ее взгляд заставляет меня сомневаться в том, помнит ли она, что произошло или просто не хочет рассказывать мне. После долгой минуты мягкий вздох слетает с ее губ, и она отвечает:

— Кое-кто спросил меня, где моя мама сейчас, и верхняя часть домика была ближе всего к тому месту, где я могла бы добраться до нее.

Как только я собираюсь быть в порядке, ее объяснение опустошает меня.

Когда Олив спрашивала меня, где небо, я всегда говорил, что небо в облаках, потому что сейчас, когда ей пять, так проще для ее понимания. Когда я впервые сказал ей об этом, она ответила смущенно, что не может коснуться облаков. Поэтому она не может коснуться Элли. Я сказал ей, что если она заберется достаточно высоко и закроет глаза, то сможет почувствовать облака, а также и Элли. Это моя ошибка.

— Ты же говорил мне, если я заберусь высоко…

— Я знаю, что я говорил тебе, дорогая, но я был неправ. Я…

Шарлотта подходит к нам и тоже опускается на колени рядом со мной.

— Олив, — говорит она, ее голос успокаивающий и теплый. — Если ты закроешь глазки, независимо от того, где ты стоишь, ты сможешь почувствовать свою маму на небесах. Тебе не нужно подниматься высоко вверх, чтобы почувствовать ее… — Шарлотта делает паузу, так как ее дыхание сбилось, что доказывает, насколько тяжело ей было произнести это. Она делает глубокий вздох и улыбка возвращается к ее губам, когда она продолжает: — Потому что твоя мама прямо здесь, — Шарлотта кладет руку на грудь Олив, над ее сердцем. — Закрой глаза, дорогая.

Олив закрывает глаза, но слегка приоткрывает один, чтобы скептически посмотреть на нас обоих.

— Что теперь? — хихикает она.

— Ты должна держать глазки закрытыми и представить себе, как выглядит твоя мама, как ее кожа касается твоей и как звучит ее голос.

Слова Шарлотты из сладких и успокаивающих превращаются в серьезные и правдоподобные, сочетание, которое заставляет Олив расслабиться и закрыть оба глаза.

Я наблюдаю, как Шарлотта продолжает говорить об Элли, как если бы она знала ее, и вижу, как улыбка вырисовывается на губах Олив. Связь между ними сейчас настолько сильна, что я не могу принять ее. Я не видел никогда Олив такой спокойной и умиротворенной.

— Мне кажется, я могу чувствовать ее, — говорит Олив шепотом. — Голос мамы звучит как красивая песня, а ее кожа чувствуется, как лепесточки цветка. Она похожа на меня, но взрослее, — улыбка Олив становится шире, а щечки розовеют. — Она действительно любит меня, правда?

— Больше, чем ты могла когда-либо представить себе, — говорю я ей, чувствуя, как в горле набухает знакомый узел.

— Она тебя тоже любит, папа.

ГЛАВА 6

ДЕКАБРЬ

— Месяц спустя —

— Пожалуйста, можно я пойду поиграю с Ланой на улице? — умоляет Олив. Я держал ее дома в течение последних нескольких недель, не желая спускать с нее глаз ни на секунду после того, как она напугала меня.

— Хантер, — орет ЭйДжей из гостиной. — Пусть малышка выйдет и поиграет, — иногда жить с ЭйДжеем все равно, что жить с надоедливой женой — он постоянно ноет и пристает ко мне. Это у него получается, как у лучшей из них. Самое забавное в том, что он не живет со мной, он просто проводит большую часть времени здесь, нежели в собственном доме с Алексой, и я не уверен, что могу винить его за это. Но сегодня Алекса здесь — она приходит с ЭйДжеем каждое воскресное утро на «семейный завтрак».