Голос сердца - [28]

Одну за другой я заношу наполненные тарелки в столовую. Шарлотта быстро находит меня на кухне, чтобы помочь с тарелками.

— Я рад, что ты пришла, — говорю я ей.

— Как я могла сказать «нет» твоей маме? — говорит она тихо с кривой ухмылкой.

— Не знаю. Я полагал, что так же, как сказала «нет» мне, — игриво толкаю ее в плечо, когда она проносится мимо меня с кувшином апельсинового сока и двумя кружками кофе.

Я мою сковороду, когда возвращается Шарлотта. Она обнимает меня со спины и прижимается щекой к моему плечу. Это чувствуется так хорошо.

— Твоя семья — это действительно здорово. Мои родители всегда путешествуют, поэтому я не чувствовала такого гостеприимства уже очень давно, — говорит она.

Все, что я узнал о Шарлотте за несколько прошедших месяцев, было процессом медленного разрушения барьера, который она очень старалась удержать на месте. Несмотря на то, что Шарлотта обычно болтает без фильтра, ее прошлое — совсем другая история, та, которая, кажется, похоронена в месте, о котором знает только она. Думаю, что в этом мы с ней похожи.

— Надеюсь, я не помешала, — говорит мама, входя с пустым кувшином из-под апельсинового сока. Выражение лица у нее почти зловещее, как будто она планирует мое будущее с Шарлоттой прямо в эту самую секунду. Я уверен, что у нее на уме только хорошее, но не знаю, как донести до нее, что будущее — это вряд ли определение того, что происходит сегодня, и я отказываюсь рассматривать или даже думать об этом. Если я не буду думать о завтрашнем дне, то не окажусь в конечном итоге с разбитым сердцем в другом пустом мире, который будет полон только «вчера».

— Неа, мы уже выходили, чтобы присоединиться к вам, — говорю я ей, отстраняясь от Шарлотты и забирая кувшин из рук мамы. — Идите, я наполню кувшин и приду к вам.

Мама любезно приобнимает Шарлотту за плечо и уводит ее обратно в столовую.

Когда я слышу оживленную болтовню, момент удовлетворения наполняет меня изнутри, неся с собой чувство чего-то правильного, незнакомого и чего-то такого, что, я думаю, мне отчасти нравится. Тепло разливается у меня в груди, и я взволнован от того, что все это ощущаю. С той секунды, как Шарлотта сегодня вошла в дом, я не думал об Элли или о том факте, что воскресный утренний бранч был традицией для нашей семьи в течение многих лет, пока не пришла она.

Обеды с родителями Элли теперь стали принудительными, они планируют их так, чтобы увидеть Олив один раз в месяц. Эти люди смотрят на меня, как на убийцу их дочери — ведь это я посадил то разрушительное семя в ее матку, которое забрало все, что они любили. Иногда они смотрят на Олив точно также, и я очень хочу нагрубить и заставить их чувствовать себя хоть на секунду так же, как они заставляют чувствовать меня. Хотя, как бы я не ненавидел жить с мыслью о потере моей жены, наверняка я не знаю, каково это — потерять дочь. И я не буду судить их за это поведение по отношению ко мне, но не понимаю, как они могут так относиться к Олив, их внучке и единственной частичке, которую оставила после себя Элли.

— Хантер, — зовет меня мама. — Еда остывает.

Я кладу тряпку и вытираю руки о штаны. То, что я вижу в столовой, можно назвать счастьем. Тем не менее, я быстро сталкиваюсь с реальностью — я слишком закрытый, чтобы воплотить мечты в жизнь. По мере того, как все лица поочередно поворачиваются в мою сторону, улыбки исчезают, и мое сердце немного сжимается. Я заставляю всех вокруг себя чувствовать то, что чувствую я — мое страдание, мое отвращение к себе и жалость. В полной тишине с невозмутимым лицом я занимаю свое место между Шарлоттой и Олив.

— Я сказал что-то не то? — спрашиваю я, отлично зная, что вообще ничего не говорил. — Вы все улыбались в тот момент, когда я входил.

Мне нужно услышать правду. Я настолько плох? Шарлотта тоже это чувствует? Или Олив?

— Ты не самый счастливый человек, — первой заявляет Алекса. — Иногда трудно быть счастливым возле тебя, я думаю, все мы чувствуем себя виноватыми потому, что ты не можешь быть счастлив рядом с нами.

Мама и папа кивают головами в знак согласия, вероятно, они благодарны Алексе за ее смелость сказать это... то, что они тоже чувствовали, но не решались сказать вслух. Олив, прикрывая рот ладошкой, давится от смеха, к счастью, это доказывает то, что она не понимает, о чем говорит Алекса. И Шарлотта, она смотрит на меня так, как я не хотел бы, чтобы она смотрела. Как будто она только что пришла к выводу, что я что-то пытаюсь скрыть от нее.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от боли в груди, но странно, воздух только мешает, мне кажется я сейчас задохнусь. Я могу уйти прямо сейчас или закатить сцену, могу игнорировать все, что сказала Алекса или могу сказать ей правду. Приняв решение, которое удивляет даже меня, я заявляю:

— Ты права.

Она права.

—Я прошу прощения за то, как заставил вас чувствовать себя в течение последних пяти лет.

Сколько раз мне нужно сказать это им прежде, чем это потеряет свой смысл?

В группах поддержки, что я посещал, я видел людей, которые исцелялись быстрее, чем другие. Некоторые вдовы начали ходить на свидания всего через несколько месяцев после смерти своих супругов, в то время как другие даже мысли не допускали в своей голове о том, чтобы найти нового партнера. Я был в составе последней группы в течение длительного времени, но для меня туман уже достаточно рассеялся, чтобы я мог видеть немного дальше вперед. И я вижу длинный жизненный путь и не уверен, что хочу остаться в одиночестве, в состоянии постоянного страдания. Опять же, я не уверен, что когда-либо принимал решение быть несчастным. Я просто не был в состоянии выяснить, как им не быть. Иногда я чувствую, что стучу по оконному стеклу, пытаясь привлечь внимание всех, кого люблю, но они не слышат меня. Я знаю, что у нас часто заходит этот разговор, и я действительно желаю, чтобы они не поднимали его сегодня здесь, при Шарлотте.