Голос разума. Философия объективизма. Эссе - [124]

Пациент Medicare больше не свободный человек, достойный уважения, а марионетка, к которой соответственно относятся; в то же время врач превращается из профессионала в придаток и аксессуар, в некий бесполезный инструмент в руках управляемой государством кампании обмана.

Вмешательство государства в медицину не ограничивается пациентами упомянутых программ: оно распространяется и на частный сектор. Это подводит нас к СМО, которые сейчас возникают по всей стране.

СМО – это «страховые медицинские организации», которые так же называют стоковой, бросовой медициной. В рамках этой системы группа врачей, возможно, обладающая собственной больницей, предлагает предоплаченное медицинское обслуживание «все включено» по низкой цене. За фиксированную сумму, которая часто меньше, чем стоимость услуг обычного доктора, пациенту гарантируется практически полное покрытие затрат на его лечение, какими бы крупными они ни были. Принцип работы тот же, что и у системы ГОД: если затраты на пациента выше заплаченной им суммы, то больница теряет деньги; если нет, то получает прибыль.

Хотя СМО относятся к частному сектору, их распространение полностью обусловлено государством. Во времена частной медицины было мало таких организаций. Однако в ходе кампании по снижению цен на медицинское обслуживание Вашингтон решил сбросить весь объем затрат на СМО. Дошло до телевизионной рекламы этих организаций и выделения субсидий.

За счет чего СМО добиваются низких цен? По сути, методом ГОД, то есть урезая количество услуг и снижая их качество. Правда, СМО действуют в более крупных масштабах, так как лечение в таких организациях затрагивает все виды услуг, а не только затраты на госпитализацию. Как правило, у докторов в СМО нет своих пациентов, поскольку те не обладают правом выбора врача и, скорее всего, не попадут на прием к одному врачу дважды – это слишком дорого. Пациент оказывается у врача, который сейчас на смене; врач лишен возможности отслеживать историю болезни от начала и до конца. Как и лишен возможности уделять пациенту много времени: чаще всего в СМО не хватает кадров, чтобы не повышать расходы, и в коридорах можно увидеть длинные очереди в кабинеты специалистов. Далее врач должен получить предварительное разрешение на любую значительную трату у «чуткого» администратора. Доктор может заподозрить опухоль в брюшной полости и запросить компьютерную томографию, которая, по сути, является детализированным 3D-рентгеном. Но если администратор говорит, что томография слишком дорогая услуга и в данном случае без нее можно обойтись, то у врача нет выбора. Или он обнаружит у пациента аневризму, эту бомбу замедленного действия, и захочет провести операцию. Но администратор скажет, что у таких больных годами нет никаких симптомов, и предложит подождать. Как и в системе ГОД, врачи в СМО обязаны подчиниться: либо они следят за расходами, либо лишаются места.

Врач, желающий или стремящийся заниматься медициной в таких условиях, являет собой новое поколение, по крайней мере в количественном отношении. Это поколение полностью лишенных амбиций молодых докторов, особенно из СМО, то есть докторов, выступающих противоположностью старых добрых коллег из частных клиник. Эти молодые врачи хотят избежать ответственности независимого мышления и суждения и готовы забыть о перспективе большого заработка или частной практике ради достижения этой цели. Такие врачи не возражают против вручения своей независимости в руки администраторов. Они не протестуют против практики уцененного лечения множества пациентов по принципу конвейера, пока могут избегать вины за свои ошибки и заметать следы. Это поколение докторов-бюрократов, выпускников медицинских факультетов с мышлением офисного клерка и полнейшим безразличием к своей работе.

Хочу добавить, что в СМО есть и хорошие врачи (и что некоторые больницы лучше других). Однако чаще всего этих врачей беспощадно эксплуатируют. Они добросовестны и потому работают больше, чтобы восполнить хроническую нехватку персонала. Они не уступают капризным и глупым решениям по урезанию затрат, а борются с администраторами, когда чувствуют свою правоту. Часто их работа превращается в череду «схваток», создающих им ореол тяжелых сотрудников, виновных в растущих издержках, в то время как их более мягкие коллеги уступают системе, делают так, как им говорят, и легко ко всему относятся. Раз за разом лучшие медицинские работники вмешиваются в работу своих неконфликтных коллег, стараются исправить их ошибки, подчистить за ними мусор и спасти их пациентов. Однако наступает день, когда у хороших врачей кончается терпение.

Один врач из СМО в штате Калифорния, компетентный терапевт и крайне добросовестная женщина, рассказала мне следующую историю: «Как-то раз я просматривала стопку кардиограмм и увидела одну, явно несоответствующую норме. Я знала, что человека надо на скорой привезти в больницу для повторного теста и возможной госпитализации. Затем подумала: пятница, конец рабочего дня, прием пациента займет около полутора часов, а мне никто не заплатит за сверхурочные. Да и кто узнает о ситуации, если я подожду до понедельника? На секунду я задумалась: а не бросить ли все и не уйти ли домой, но отголоски совести заставили меня устало набрать номер пациента. Такие события происходят постоянно, и не только со мной, и часто врач делает выбор, отличный от моего». Вы видите, что происходит в условиях, когда врач наказывается за добродетель или лишается всякого стимула, духовного и материального, включая гордость за свои способности и оплату своего труда? Хотели бы вы, чтобы ваша кардиограмма оказалась на столе у такого врача? Такое может случиться. И не только с вами.