Голос разума. Философия объективизма. Эссе - [123]

Или: доктор решает, что пациенту необходима операция на сердце, которая значительно продлит его жизнь и избавит от сильных болей. Но человек уже в пожилом возрасте, и после операции потребуется длительная госпитализация. «Сначала попробуем консервативное лечение, – говорит администратор. – Дадим лекарства и посмотрим». И снова, возможно, пациент выживет – или нет.

Предположим, он жив и переведен в обычную палату. Он все еще чувствует сильную слабость, и доктор считает, что пациента нельзя выписывать. Однако 5094 доллара давно потрачены, и администратор вслух рассуждает: «Может, он справится дома сам. Он ест нас заживо – отправьте его домой». Может, он и выживет дома.

Вы замечаете, где в системе образовалась брешь? Если больница мало делает для пациента, то зарабатывает деньги; если она оказывает расширенный спектр услуг, то много денег теряет. Лучший выход – смерть человека сразу после поступления в больницу, которая все равно получит полную стоимость его «лечения». В худшем случае – пациент выживет и долго пробудет в больнице, и поэтому некоторые учреждения отказываются принимать больных, которые могут у них задержаться.

Я отнюдь не намекаю, что наши больницы злостно лишают срочной помощи пациентов программы Medicare. У медицинского персонала осталась совесть, и большинство сотрудников продолжают оказывать необходимые услуги. Проблема в том, что они вынуждены действовать в условиях ограничений ГОД. Проблема вовсе не в выборе: спасти пациента или позволить ему умереть. Проблема в том, как его лечить. По какой цене? С привлечением каких услуг, специалистов и оборудования? Есть множество вариантов качества медицинского обслуживания. И сейчас ущемляются те самые пациенты, которые в 1960-х годах были выделены либералами как нуждающиеся в лучшей помощи.

Вернемся к нашей аналогии с едой: ситуация с лечением сродни социализации еды в ресторанах правительством, выплачивающим им только среднюю стоимость обеда. Такой подход стал бы большим стимулом для ресторанов урезать расходы всеми доступными способами: предлагать только дешевую еду, уменьшать порции и так далее. Как вы думаете, что тогда случится с потребителями – и шеф-поварами? Как долго повара будут сохранять верность высокой кухне, когда владельцы ресторанов в целях самосохранения будут бороться с ними на каждом шагу и требовать от них фастфуд?

Сегодня на врачей оказывается новое смертоносное давление, угрожающее независимости и добросовестности их медицинской экспертизы: уход в сферу экономики ГОД, игнорируя последствия для пациентов.

Некоторые больницы выплачивают премии врачам, чьи затраты на обследование и лечение пациентов в среднем относительно низки. Например, руководство может оплатить аренду кабинета или купить для врача новое оборудование. В то же время врач, настаивающий на качественном лечении своих пациентов программы Medicare и поэтому поднимающий уровень затрат, вероятнее всего, вызовет у администрации недовольство. В крайних случаях врача могут лишить привилегий, распространяемых на сотрудников больницы, что означает урезание крупной части его дохода. Благодаря системе ГОД мы видим, как приближается и набирает силу новый конфликт: пациент против больницы или врачи против больниц. Врачи борются с медучреждениями, вынужденными государством урезать расходы. Понравилась бы вам профессия, где половина ваших мыслей занята поиском способов лечения пациента, а другая силится утихомирить руководство больницы, которое, в свою очередь, пытается успокоить чиновника из Вашингтона?

Пациентов Medicare немало. В силу возраста они составляют значительную часть работы врачей. Сегодня больше половины госпитализаций в США – это пациенты Medicare.

Заступники системы ГОД в ответ на критику говорят, что просто надо сократить затраты. Даже в условиях полного капитализма врачи не могут предоставить каждому пациенту неограниченный спектр лечения. Это правда, но они упускают из виду два важных факта. Во-первых, именно из-за вмешательства государства цены на медицинские услуги выросли настолько, что перестали быть доступны широким массам. Во времена частной медицины дела обстояли иначе. Всего поколение назад любой американец мог позволить себе качественную услугу как в сфере медицины, так и в любой другой, не объявляя себя при этом банкротом. Во-вторых, если человек не мог позволить себе какое-то лечение, то в эпоху до «всеобщего благосостояния» ему по крайней мере об этом сообщалось: как правило, ему перечисляли доступные варианты лечения, и после консультации с доктором он должен был взвесить и решить, как уменьшить издержки. Но во власти нынешней системы больница не только должна значительно уменьшать количество услуг, но и скрывать этот факт от пациента. Если он (или его семья) узнает, что ангиограмма, которую ему не сделали, сильно бы повлияла на результат его лечения, то он бы запротестовал, настоял на оказании услуги и даже пригрозил бы судом. Система приспособлена выжимать из лечения все до последней капли, пока пациент не понимает, что происходит. Он не разбирается в медицине; он полагается на совесть доктора, который должен сообщить ему, какие услуги доступны и необходимы в его случае, – и все чаще больницы вынуждены подавлять совесть врачей, заставлять их молчать и не рассказывать пациенту всю правду.