Голос крови - [63]

Приборы стояли на полках в три яруса вдоль стенки. Датчики, закрепленные на больших кругах, представляющих из себя нечто отдаленно напоминающее лабиринты Минотавра, повторяли, по словам Татьяны «Космические спирали». В углу отвоевал себе место стеклянный аквариум-резервуар с раствором, только большого размера, в который могла запросто погрузиться и сама Татьяна. На полу пролегали провода, за которые все пытались не цепляться.

Вдоль другой стенки стояли клетки с животными, на третьей висели фотоаппараты и кинокамеры, некоторые стояли на штативах и, как в фотоателье, были стационарно закреплены световые яркие лампы, перед стеной плотно обосновалась артистическая перегородка с натянутым на ней большим куском черного бархата, для наблюдения за аурой, а напротив очень большое зеркало, в котором все старались ее увидеть.

Именно на фоне черного бархата даже простой обыватель мог наблюдать за своей аурой при правильной подсветке. И, что самое поразительное, она и, правда, просматривалась на бархате, о чем все желающие без конца удоставеривались, включая лаборантов, техников и самих ученых мужей.

Из-за такой плотной укомплектованности, столы с компьютерами, которые появились у них в количестве два штуки, стояли, что называется, друг к другу впритык, а молодые лаборанты, которые были современно подкованы и в драку сидели в углу у компьютеров, с трудом протискивались к ним и шутили, что сидят друг у друга на голове. Действительно, места для работы было очень мало. Не развернуться.

Новичок, попадавший в их лабораторию, вначале даже пугался и вжимал голову в плечи, тем более, что на двери висело объявление:

«Научная лаборатория перспективной нетрадиционной медицины».

Никто из остальных лабораторий всего научного центра не понимал, что это значит, все-таки это был год девяносто пятый, и нетрадиционно мыслило еще очень мало народу, особенно в научном мире, правда, и сами лаборанты тоже не очень понимали, но звучало красиво!

Особенно слово «нетрадиционная», про которую стали говорить по телевизору уже с девяностого года, показывая сеансы Кашпировского и Чумака, под которые народ ставил к телевизорам банки с водой и, главное, верил и… качался! Самозабвенно качался!

В министерстве шел развал и шатание. Союз Нерушимый тоже качало, качало, а потом расшатало и развалило, поэтому чиновники на все новые веяния смотрели сквозь пальцы, больше боялись за свои карьеры и старались, на всякий случай, тоже не отстать от этих непонятных новых веяний, вливая свою лепту хотя бы тем, что закрывали на них глаза….

Сегодня и Таня, и Андрей уже понимали, что та сумасшедшая идея, которая возникла в Таниной золотокудрой головке, не только имеет право на обсуждение, но даже и на существование. Об этом говорили результаты! Они научились доводить свои вопросы до такой точной логической понятности, что это позволило получить первые вразумительные результаты и даже ответы. И говорили они в их с Андреем пользу.

Кандидатская диссертация была, практически, готова. Теперь нужно было донести свои выкладки до Генриха Степановича в таком виде, чтобы он это понял и не погнал в шею с их бредовыми идеями.

Таня плохо спала предыдущую ночь, перекручивая без конца у себя в голове именно те доводы, которые с ее точки зрения должны были быть очень весомыми аргументами ее доказательной базы.

С раннего утра они с Андреем развесили в лаборатории по стенке, вместо фото и видеокамер, все свои вот эти «доводы» в виде графиков, фотографий, таблиц и крупно распечатанных текстов, чтобы во всеоружии окончательно «добить» шефа «прямо под корень»!

Общий нервоз гулял по лаборатории из одного угла в другой. Даже три новые девушки лаборантки, не очень понимающие, собственно, в чем «собака зарыта», с белыми лицами тихо ходили мимо графиков и пугались.

Чтобы отвлечь их от ужаса на стенах, Таня бросила «младший научный контингент» на передовую: варить кофе в больших количествах. Она понимала, что это именно то, что очень пригодится всей лаборатории, чтобы донести до ШЕФА их точку зрения доходчиво. Если основных танковых дивизий, в виде Татьяны Евгеньевны и Андрея Николаевича, окажется недостаточно, лаборатория собиралась навалиться общей массой, как шутили ребята, «пойти в атаку кучей».

К десяти утра все были в полу обморочном состоянии. Выстроившись вдоль стенки белой шеренгой халатов с перепуганными лицами, лаборанты, техники, младшие научные сотрудники, и даже две уборщицы стояли молча, и явно стучали зубами от страха.

Генрих Степанович не вошел, а влетел в лабораторию на пятой скорости, с развивающимися фалдами такого же белого халата. Проскочив к стенке с выставкой плакатов и фото, он стал быстрым шагом ходить вдоль, между стендами и работниками, рассматривая все по очереди. Потом он сел на именно для него поставленный стул напротив, закинул нога на ногу с размахом, обхватил подбородок ладонью, поставил локоть на коленку и стал молча переводить взгляд с одного плаката на другой, на снимки и графики. Потом развернулся к стоящим сбоку, в состоянии шока, Татьяне и Андрею и заговорил:

– Давненько как-то я у вас не был. Да! Что-то вы как-то тесненько живете? Полную комнату забили аппаратурой, а самим и места не хватает? Ну, рассказывайте, чего уже добились. Только вразумительно объясняйте, чтобы и я понял, и со спокойной совестью поставил свою подпись на заявке.